У волейбольной площадки я встретил Пантюхова, веселого, посвежевшего.
— Здравия желаю, товарищ лейтенант, — выпалил он бодро, на одном дыхании. — Раздумываю вот, не поиграть ли с молодежью в мячик.
Он, пожалуй, мог сейчас и в мячик поиграть. Не так уж много времени прошло с той поры, когда жизнь виделась ему беспросветной, а теперь Кузьма Андреевич на человека походил. Надень на него форму, да подгони ее малость, да дело боевое дай по душе — по уменью, какую еще пользу принесет он, какой еще воин-интендант откроется — ни снайперу, ни разведчику не уступит.
— На вашем месте, Кузьма Андреич, я, пожалуй, не утерпел бы, — сказал я, принимая его тон.
— Тряхнуть?
— Тряхните.
— А смеяться не будут? — Лицо его сразу же стало серьезным, озабоченным.
Ребята на площадке были разные, поручиться за них я не мог, а рисковать не хотел.
— А мы возьмем да сами посмеемся над ними, — сказал я. — Посмотрите, как они мажут. Мази-илы!
Игроки оглянулись на меня: одни с улыбкой, другие с осуждением.
— У вас получается, — сказал Кузьма Андреевич. — А я не смогу.
— Что получается? — Я не понял Пантюхова.
— Насмешка, — ответил он. — Над собой я еще могу подшутить, а над другими — боже упаси. Вдруг обидишь?
Слова его удивили меня и позабавили. Не сейчас бы, когда кровь праведная льется по всей земле, говорить об этом. Гибнут в страданиях миллионы людей, рушатся города, оскверняются святыни, а он заводит речь о копеечных обидах… Но он, видно, такой уж, и переделывать его, пожалуй, поздно.
— До войны, товарищ лейтенант, не грех было и пошутить, посмеяться друг над другом. Жизнь была как жизнь, без обмана, без хитростей. А теперь надо осторожнее, беречь надо друг друга. Каждую душу беречь. Война будет дли-ин-ная.
Я понимал его. Не все его воззрения разделял, но понимал.
По скромности Кузьма Андреевич не напоминал мне больше о своей просьбе, полагая, очевидно, что если я человек серьезный и ответственный, то и так, без понуканья и без подталкивания, должен помочь ему найти свое место в боевом строю. Благо в выигрыше будут и он, Пантюхов, и дело, которому начнет служить с полной отдачей. Завтра он покидает госпиталь, сейчас ему, наверное, документы готовят, а он стоит и помалкивает. Думает, может быть, что в порядке все будет, коль лейтенант обещал. Хорошо, конечно, если он не потерял веру в командирское слово; в суматохе боев, в суете отступлений, беспорядочных и не всегда оправданных, мог и потерять ее, эту веру. Я подумал, что обещание мое должно быть выполнено при любых обстоятельствах.
С Валентиной Александровной я говорил, с начальником госпиталя тоже, оба они уверили меня, что в предписании непременно отметят и склонности Пантюхова, и жизненный его опыт. Уверить-то уверили, но могли и запамятовать. Надо обязательно пойти справиться. И не вечером, не завтра, а сейчас же, немедленно.
— Вам предписание еще не вручили? — спросил я Кузьму Андреевича.
— Никак нет, товарищ лейтенант, не вручили. Завтра, должно быть, выдадут, перед отъездом.
Не теряя времени, я направился в госпитальную контору. Мне повезло: у начальника госпиталя я застал Валентину Александровну.
— На ловцов и зверь бежит, — сказал, улыбнувшись, Андриан Иннокентьевич. — Присаживайтесь, лейтенант, да помогите-ка нам изложить потенциальные возможности красноармейца Пантюхова. То, за что вы так горячо ратовали. Мы уже битый час мудрим с Валентиной Александровной, а толку что-то не ахти как много. Попробуйте вы.
Кузьму Андреевича Пантюхова я, наверное, понимал лучше, чем они, и мне удалось довольно быстро сочинить ему живую характеристику и дать дельные советы его будущему командиру. Писал я старательно, от чистого сердца, и когда прочитал, даже сам остался доволен. На человека нормального, непредубежденного сочинение мое должно было подействовать хорошо, правильно.
— Вы уж не сетуйте на нас, — сказала с виноватой улыбкой Валентина Александровна. — У нас то жалостливо получалось, то казенно, а вы в самый раз угадали. Спасибо вам большое. Мне осталось только переписать да печать поставить.
— Отправка завтра? — спросил я.
— Завтра утром, — ответила Валентина Александровна. — Целый ворох бумаг надо еще приготовить.