— Ну, не будем морочить, не будем, как не знаю кто, — тоже смеясь, проговорил Жуков. — А какая же у вас профессия?
— Еще нема никакой.
— А как величать?
— Да зовите Гапой.
— Агриппиной?
— Ага ж.
— А по батюшке?
— Та зачем вам…
— Та так…
— Та зачем, честное слово…
— Та для порядку, честное слово…
— Для порядку. Семеновна.
— Агриппина Семеновна, Виктория Александровна, — торжественно проговорил Жуков. — Дорогие девочки. Протяните друг другу руки. Сережа! Ты присутствуешь при торжественном церемониале встречи и знакомства двух известных, в будущем, конечно, строительниц ГЭС. У них еще нет профессий, они еще сами не знают, что из них получится в итоге, кем они станут месяц, полгода спустя, однако мне уже кажется, что ты видишь перед собой личности необыкновенные, выдающиеся.
— Ты сказал истинную правду, — подхватил Ненашев. — Мне даже становится страшно от такого предчувствия. Жмите, девочки, скорее руки друг другу. Жмите, и наваждение исчезнет!
— Ну вот, — сказала Вика, пожимая своей маленькой ладонью твердые, сильные пальцы Агриппины. — Два таких больших веселых дуралея.
А за окнами, за тонкой шаткой стеной вагона уже светало, и не прошло, быть может, еще даже часа, как поезд прибыл к месту назначения.
Выгружались на платформу в виду прокопченного пожаром, с высаженными рамами, вовсе пока еще ни на что не пригодного здания вокзала и сразу смешались с толпой, запрудившей перрон. Люди соскакивали с подножек вагонов, гомоня, перекликаясь, острословя и гремя чемоданами, баулами, чайниками, а среди них уже сновали, метались словно угорелые вербовщики, сзывая, сбивая в кучу своих подопечных.
— Ну, расстаемся, — сказал Жуков. — Спасибо за компанию. Будем и впредь знакомы, Агриппина Семеновна, Виктория Александровна, — пожимал он руки девушек.
— Да тю на вас, — хохотала Агриппина.
Вдруг она прислушалась, насторожилась и, обрадованно воскликнув: "О, то меня выкликают!" — подхватила одной рукой узел, другой фанерный потертый чемоданишко, для прочности несколько раз обмотанный вдоль и поперек крепкой, в палец толщиной, самодельной веревкой, и шибко помчалась, продираясь сквозь толпу, к возвышавшемуся над той шевелящейся и гомонящей толпой, видать, влезшему на ящик вербовщику.
Так было установлено, что фамилия Гапуси — Синепупенко.
— А теперь до свидания, ребята. Мне в горком, — сказала Вика.
— Всего хорошего.
— Счастливо оставаться. До встречи.
И моряки, раскланявшись, пошли вдоль перрона, поглядывая на указатели, развешенные то тут, то там и объясняющие дорогу к управлению гидростроя.
Вика направилась в горком комсомола. Легонькое пальтецо на руке, легонький чемоданчик, которым было можно даже помахивать, словно игрушечным, висит на двух пальцах. Шла, оглядываясь, узнавая и не узнавая город.
Город был в развалинах.
Странное чувство — радости, возникшей от встречи с родным городом, только успела она ступить на перрон его вокзала, и злой, обидной, обжигающей сердце горечи, как только взору ее предстали обожженные, опаленные, превращенные в развалины улицы — охватило девушку. Это странное сладко-горькое чувство тревожно и властно завладело всем ее существом.
Вика прибавила шагу. Словно от того, как скоро она прибудет в горком комсомола и объявит там о своем появлении, многое здесь сразу же может измениться и улучшиться.
Но нет, не так уж было безнадежно плохо, как сперва показалось Вике. Город жил. Несмотря на ранний час, улицы его были довольно оживленны. Трамваи и автобусы с висящими гроздьями пассажиров, которым не нашлось места внутри, с веселым грохотом, звоном и дребезжаньем проносились, обгоняя Вику, вдоль улиц. Афиши приглашали посетить театры драмы и оперетты, сообщали о трехдневных гастролях в городе известного ансамбля пляски и о скором приезде и выступлении в летнем театре парка культуры и отдыха еще более известного фокусника. Да, город жил, и, если приглядеться повнимательнее, без труда можно было установить, что не все дома разрушены и сожжены. Даже те, что и до войны не украшали своим видом его улицы. А завалы и развалины не спеша разбирали пленные. То тут, то там на глаза девушке стали попадаться витрины и вывески бакалей, гастрономов, ширпотребов, канцтоваров, парикмахерских, булочных-кондитерских, часовых и сапожных мастерских, на которые она сначала впопыхах и волненье не обратила внимания.
Горком помещался все в том же, что и до войны, старинном двухэтажном особняке с широким каменным подъездом. Вика, правда, была здесь всего один раз, когда ее принимали в комсомол, тем не менее ей казалось, что она прекрасно тут все знает. Она смело взбежала по каменным ступенькам крыльца и толкнула массивную, с витой медной ручкой дверь вестибюля. Тяжелая дверь неспешно, легко и бесшумно отворилась.