Так я впервые увидел карраччо — священную колесницу Сиены, да и вообще колесницу я видел впервые в жизни. Так вот как выглядели боевые машины Средневековья! Постойте, это же украшенная фермерская повозка, облагороженная сенная телега с ярко окрашенными бортами и изящно вырезанными колесными спицами! На мачте бился длинный черно-белый вымпел Сиены. К середине флагштока подвешен медный колокол. Нарядный юноша то и дело звонил в него, дергая за веревку. Когда колесница поравнялась со ступенями собора, к головам волов подошли четверо пажей в коричневой холщовой одежде, из колесницы молодые люди спустили шелковое знамя. Это и был знаменитый палио. До начала скачек его полагалось хранить в соборе. Затем я увидел предмет, который поначалу меня озадачил. С колесницы его выгрузили несколько юношей. Оказалось, что это — восковая свеча высотою пять футов, подарок церкви от контрады. В это мгновение грянули разом все колокола города. Людям, побывавшим в католической церкви, нравился, должно быть, красивый этот обычай, который христианство позаимствовало у язычества — сжигание свечей возле усыпальниц, — но мне в этот раз повезло особенно: такого подарка собору я еще не видал.
Сиенский собор похож на епископа, который то ли по случаю ограбления на большой дороге, то ли в результате кораблекрушения вынужден был облачиться в восточный костюм. Не может быть на свете ничего более христианского, нежели очертания этой благородной церкви, и ничего более мусульманского, чем горизонтальные переливы полос белого и черного мрамора, которым это здание облицовано. Когда смотришь на него, воспоминания о готических соборах смешиваются с мыслями о Каире и Дамаске, и диву даешься: как попали эти беспокойные чужеродные полосы на холмы Тосканы.
Пока по нефу торжественно проносили палио и свечу, я подумал, что до сих пор не видел еще ни одного собора таким живым. Праздник заключен нынче в храм, а хочется видеть его на улицах — блеск геральдики, великолепие старинных костюмов. Здесь, в Сиене, два раза в год вы можете увидеть роскошное зрелище, которое в других местах земного шара давно уже исчезло.
Во время недели Палио в соборе можно увидеть пол. Покрытие это столь драгоценно, что его накрывают досками, и большую часть года оно скрыто от глаз посетителей. Из двери левого нефа вы пройдете в знаменитую библиотеку, построенную Пием III в память о своем дяде, Пии II, знаменитом поэте, дипломате, а впоследствии — римском папе. Сегодня туда ходят не за книгами, а ради фресок, которые Пинтуриккьо написал между 1505 и 1507 годами. Выглядят они так ярко и свежо, что, кажется, написали их только вчера. Я пришел в восхищение при виде столь живой биографии, изложенной в картинах. Фрески, как я полагаю, причислены к разряду «декоративных», хотя Беренсон сказал о них доброе слово: они обладают «неоспоримым очарованием», и в них отражены процессии и церемонии, совершаемые в «волшебном открытом пространстве». А что может быть лучше для путешествующего понтифика, чем «волшебное открытое пространство», с морем и галерами, маленькими природными гаванями, тем более что оно всегда рядом? Сначала мы видим Пия молодым и красивым юношей, с ниспадающими на плечи светлыми волосами. Он отправляется в путь за своей удачей, потом перед нами уважаемый дипломат и оратор, позднее епископ, благословляющий императора и его скромную невесту, и, наконец, мы видим римского папу.
На любимой моей фреске Эней Сильвио Пикколомини — таково было мирское имя Пия II — на аудиенции у шотландского короля Якова I. Это секретная миссия, осуществленная будущим папой в 1435 году. Об этом приключении он рассказывает в своих «Комментариях», написанных в конце жизни. Его корабль отнесло во время бури к Норвегии, а затем снова бросило в море. Он почти лишился надежды на спасение, когда ветром его прибило к восточному побережью Шотландии. Было это, должно быть, между Норт-Бериком и Данбаром, так как Эней, слабый, окоченевший и босой, прошел десять миль до алтаря Богоматери в Уайткирке. Это знаменитое место — источник с чудесной водой — прославилось там с 1294 года, когда графиня Марч, спасаясь и будучи раненной на поле боя при Данбаре, выпила воды и излечилась. К сожалению, будущий папа не говорит, как он попал к шотландскому королю, как достал чистую одежду и был ли тогда король в Эдинбурге или же в Перте.
Пинтуриккьо — Шотландия для него просто название — написал вместо нее итальянский пейзаж. Якова I, скончавшегося, когда тому было чуть более сорока, изобразил седовласым дряхлым старцем. На короле коричневое облачение, колени прикрыты голубым пледом. Сидит он на возвышении, к которому протянут турецкий ковер. У трона стоит толпа шотландцев, одетых по моде ренессансной эпохи. Вы ни за что не отличите их от грациозных итальянцев. Между мраморных колонн — ничего подобного в Шотландии у Якова I замечено не было — мы видим извивающуюся среди спокойных берегов реку. Впадает она в озеро, напоминающее итальянское Лаго-Маджоре. Эней в алом плаще, приняв ораторскую позу, обращается к престарелому монарху. Такой странной картины с изображением Шотландии XV века я более нигде не видел. Чтобы узнать, как в 1425 году выглядела настоящая Шотландия, увиденная глазами Энея, нужно обратиться к его отчету о проведенной миссии. «Страна эта холодная, — писал он, — там мало что растет, и на большей части территории нет деревьев. Под землей находят сернистые камни, которые они используют для топлива. У городов нет стен. Дома большей частью построены без раствора. Крыши покрыты дерном, вместо дверей — воловьи шкуры. Простые люди бедны и грубы, питаются мясом и рыбой, а хлеб считают роскошью. Мужчины невысокого роста, но смелые. Женщины красивы, очаровательны и доступны. К поцелую они относятся спокойнее, чем итальянки к прикосновению руки».
В Англию он решил вернуться, переодевшись купцом. Через Твид переехал в маленькой лодке и сошел в Бервикё. Он постучал в дверь фермерского дома, владелец которого славился гостеприимством. Хозяин послал за местным священником и подал обед. «Подано было много закусок, кур и гусей, но не было ни хлеба, ни вина». Мужчины и женщины, собравшись в доме, спросили у священника, является ли будущий папа христианином!
Обед продлился до второго часа ночи. Священник и хозяин, вместе с остальными мужчинами и детьми покинули Энея, — он всегда пишет о себе в третьем лице, — и поспешили прочь, сказав, что из-за боязни нападения шотландцев укроются в башне. Шотландцы привыкли по ночам при отливе нападать на их территорию. Взять его с собой они решительно отказались, хотя он их об этом очень просил. Не взяли и ни одной из женщин, хотя между ними было несколько красивых девушек и молодых женщин. Они полагали, что враги не сделают им ничего дурного — изнасилование они за вред не считали. Эней остался с двумя слугами, проводником и сотней женщин. Они обошли костер, а потом просидели всю ночь, чистя коноплю и поддерживая с ним оживленный разговор через переводчика.
Прошло более половины ночи, и две молодые женщины провели Энея — у него уже слипались глаза — в комнату с соломой на полу. Если бы он попросил, они бы с ним переспали: таков уж обычай этой страны. Энею в этот момент было не до женщин: он думал о грабителях. Боялся, что они вот-вот появятся, и отверг предложение негодующих девушек. Он считал, что если совершит грех, разбойники тут же явятся и заставят заплатить штраф, а потому остался среди коз и телок. Животные не дали ему сомкнуть глаз, так как без конца таскали солому из его подстилки. Среди ночи залаяли собаки, зашипели гуси, и поднялся большой переполох. Женщины бросились врассыпную, проводника как ветром сдуло. Похоже, что враг был уже близко. Эней подумал, что если он побежит, то из-за незнания местности станет жертвой первого же встречного. Потому он счел за лучшее переждать суматоху в своей комнате, то есть в конюшне. Вскоре женщины вернулись вместе с переводчиком, сказали, что тревога была ложной: новоприбывшие оказались друзьями. Эней решил, что это ему награда за воздержание.