Чем взрослее становились они, тем больше любил их Роман. Теперь он уже чувствовал себя частью большой семьи, где в нем нуждаются, где его любят. Оба они, и сестра, и брат, были вылитые мать, с покойным отцом не было у них ни малейшего сходства. Наверно, оттого мать и носилась с ними, как курица-наседка со своими желторотыми цыплятами.
Жизнь в деревне шла своим чередом. Семья по-прежнему ни в чем не нуждалась. Роман привык к плавному течению жизни и думал, что уже ничто не сможет поколебать ее устоявшийся, размеренный ход.
ГЛАВА 2
Январь 1238 года.
Роман ошибся. Прошло два года, и он понял, насколько непредсказуемой бывает жизнь и как круты ее неожиданные повороты.
Недавно справили веселое, шумное Рождество, только что прошло Крещенье. После веселых праздников с ряжеными и колядой вновь потянулись тихие зимние дни, когда солнце недолго освещает закованную во льды и одетую в снега землю. Когда вечера длинны и коротаются за рассказыванием сказок и прочей небывальщины. Жуткие истории про вурдалаков, что выходят по ночам из своих могил, чтобы сосать кровь живых, про волков-оборотней и прочую нечисть и пугали, и забавляли мальчика.
Ничто не предвещало беды. Однако однажды Роман проснулся среди ночи от неясного гула, доносящегося с улицы. Прислушавшись, Роман различил крики, стоны, плач. Он вскочил с постели и начал в спешке одеваться. Вылетев во двор и распахнув ворота, Роман замер в оцепенении.
Дом их, поставленный в молодые годы покойным отцом, стоял на высоком холме. Как не раз говаривал отец: «Чтобы весь белый свет было видать!» Деревня же, напротив, приютилась внизу, в самой излучине реки, и видна была с холма, как на ладони.
Сейчас над деревней полыхало зарево пожара. На фоне бушующего пламени метались неясные тени. Оттуда доносились страшные крики, вопли, женский плач, топот копыт, собачий лай и визг.
Еще не разобравшись толком, что к чему, Роман бросился обратно в дом, будить слуг. Заспанные, они выползли из дому и с ужасом взирали на происходящее внизу. От поднявшейся суматохи проснулась и мать Романа. Оставив близняшек мирно посапывать в колыбельках, спустилась вниз и остановилась, обомлев.
– Помочь им надо, сыне, – наконец проговорила она, обращаясь к Роману. – Вся ведь деревня погорит – как есть вся! Пошлю-ка я холопов – лишние руки им там никак не помешают.
Слуги, не мешкая, начали спускаться с холма. Роман двинулся за ними следом.
– А ты куда? – вскричала мать.
– Я тоже пособлю, – ответил Роман и продолжил свой путь.
– Не пущу! Сгоришь ведь! – завыла мать, хватая Романа за руку.
– Не сгорю, – буркнул Роман, вырываясь из цепких материнских рук. – Пусти, не маленький я!
Тем временем фигуры слуг уже растаяли в густой темноте, озаренной лишь багровым заревом пожара.
Роман едва вырвался из цепких рук матери и зашагал в сторону горящей деревни. Дарья осталась стоять возле ворот, прижав руки к груди и глядя вслед удаляющемуся сыну сквозь горючие слезы, застилавшие глаза.
Роман лишь наполовину спустился с холма, когда путь ему внезапно преградила чья-то неясная тень.
– Кто тут? – крикнул Роман.
– Не шуми, отрок, беду накличешь! – послышался в ответ старческий голос.
– Дед Макар, ты? Что ты здесь шастаешь, ровно тать какой? – удивился Роман.
Тень приблизилась, и в отсветах пляшущего внизу огня стали различимы черты дедова лица. Роман испугался, увидев, что лоб деда Макара пересекает неглубокая рваная рана, из которой тоненькой струйкой стекает на лицо кровь. Гримаса боли исказила знакомые с детства черты, и в неверном свете дед Макар стал похож на одного из тех вурдалаков, про которых сам он не единожды рассказывал Роману, коротая зимние вечера.
– Что стряслось, дед? – дрогнувшим голосом спросил Роман.
– Беда! Беда пришла, внучек! Налетели на нас проклятые вороги! Деревню пожгли, всех, кто на пути попался, поубивали! Спаслись те токмо, кто в лес убежать успел. Да немного их, ой, немного.
Старик задыхался, видно, ранен он был не только в голову, и теперь силы покидали его.
– Что ты говоришь? Какие вороги? – не в силах поверить в произошедшее, вопросил Роман.
– Не знаю, какого племени. Никогда таких видеть не приходилось. На конях все, как половцы... Но не они... Глаза у них узкие, да раскосые... Сами они в чудных халатах, в руках копья с крюками, да сабли кривые, да луки со стрелами острыми! Все, все в деревне погибли! Кто от сабли уберегся, тот копьем заколот, кто копья убежал, того стрела догнала! В темноте они ваших хором не увидели, но скоро светать начнет – и до вас доберутся.