Девушка. Если уж вы завели разговор о рождении детей… Получается, что девушки должны вести себя совсем дико, потому что у них меньше времени, чем у мужчин. На то чтоб нарожать как можно детей.
Папа. Им, наверное, все же нужен кто-то, кто сможет содержать ребенка?
Девушка. Спасибо, с этим я уж как-нибудь справлюсь сама.
Папа. Не лучше ли делать это вместе?
Девушка. А ты как считаешь?
Папа. Я бы как-нибудь обошелся без этого, и поскорее завел бы нового ребенка. (Смеется, глядя на Сына, который вошел в комнату, держа перед собой ружье). Не так ли, Йон?
Психотерапевт (Девушке). Знаешь в чем причина синдрома Питера Пэна?
Девушка. Нет.
Пауза.
Девушка (О Психотерапевте). Да уж, вам он тут, действительно, необходим.
Папа. Ты же занимаешь позицию наблюдателя, Мария. Оке, помнишь, о чем говорит позиция наблюдателя?
Психотерапевт. О страхе.
Папа. Точно. О страхе.
Психотерапевт. Нежелание отвечать за то, в чем ты сам участвуешь.
Девушка. Прекратите.
Психотерапевт. А разве это не так?
Папа. Разве не так.
Сын. Прекратите.
Папа. «Будь искренним. Будь самим собой». Да, да, да. Все это лишь диктатура мудрых слов. И я сам — часть этой диктатуры
Сын показывает жестом Девушке, что взрослые совсем спятили, и уводит ее.
Психотерапевт. По-своему, это хорошо. Люди чувствуют, что могут провоцировать друг друга, не угрожая при этом совместному существованию. Сосуществование как бы выше провокаций.
Папа (Психотерапевту). Обещай мне. Обещай, что никогда не перейдешь на его сторону.
Мама (Папе). Разводы, расставания тебе никогда не давались легко, так ведь?
Взрослые уходят.
Девушка и Сын одни.
Девушка. Я бы хотела как-нибудь поприсутствовать на бое быков. Ты видел когда-нибудь? Я видела как-то по телевизору, это было завораживающе. Человек борется с животным. Потрясающе. Борьба не на жизнь, а на смерть. Наверное, странно звучит, но я была совершенно зачарована. Это было по-настоящему. Это было самое настоящее из всего, что я видела. (Пауза). Понимаешь, о чем я?
Сын. Не знаю…
Девушка. Я бы хотела принять участие в таких боях. Иногда, когда я чувствую себя сильной, я кажусь себе ирреальной.
Сын. Да?
Девушка. Да.
Сын (Очень робко пытается пододвинуться к Девушке).
Девушка. Не делай так.
Сын. Почему?
Девушка. Не делай так. Кажется, что ты пытаешься что-то скрыть.
Долгая пауза.
Девушка. Знаешь, что с тобой происходит? Ты боишься. Ты боишься меня.
Сын. Да?
Девушка. Да. Точно тебе говорю.
Сын. Я совсем не хочу тебя бояться.
Девушка. Тогда заканчивай с этим.
Сын. Заканчивать?
Девушка. Заканчивай. Quit it.
Сын. Если я лежу рядом с тобой, и ты гладишь меня по спине, то я совсем тебя не боюсь. И когда я утром просыпаюсь рядом с тобой. Я тоже совсем тебя не боюсь. Или когда мы занимаемся сексом.
Девушка. Но сейчас боишься. Когда я с тобой так говорю.
Сын. Боюсь?
Девушка. Да. Боишься. (Целует его).
Сын. Тебе это нравится? Что я тебя боюсь?
Девушка. Нет. Не нравится.
Папа (Откуда-то издалека). В нашей семье лось — я!
Сын (В телестудии). Это было на каком-то празднике. Ко мне подошла девочка и спросила, каким животным я хотел бы быть. Мы поговорили немного, и я понял, кем хотел бы быть, но ей я сказал, что не знаю. «Ну подумай, — сказала она. — Каким бы животным тебе хотелось бы быть? Я вот хочу быть львом. Мой папа — лев». И она, действительно, была похожа на льва, — с пышной темной шевелюрой, с кругленьким удивительно симпатичным личиком. Я сказал, что никак не могу придумать, или что-то соврал, — сейчас уже не помню. Но я ни за что на свете не сказал бы ей, что первое животное, которое мне пришло в голову, — была белка.