— Убери руку! — говорит она.
Подружки, замерев на месте, таращатся на меня. От удивления они даже забывают дожевать жареную картошку и бутерброды и сидят с набитыми ртами. У всех без исключения на веках розовато-лиловые тени, такие же, как у Амалии. Одеты все в основном в черное, за исключением одной девочки в розовом. Такое впечатление, что она по оплошности забыла, что нужно надевать в этот день недели, поэтому выглядит белой вороной. Не знаю уж, такой ли я ненормальный, как считает Амалия, но, видимо, сам факт того, что за их столик сел мальчик, кажется им настолько диким, что все шестеро от неожиданности зависают и становятся похожи на сломанные заводные игрушки. Немного придя в себя, они обращают взгляды на Амалию в надежде получить хоть какие-нибудь объяснения. Амалия презрительно усмехается, словно ее раздражает не столько само мое присутствие, сколько необходимость представлять меня. До моего прихода она жевала кусок хлеба с обрезанной коркой, обильно покрытый арахисовым маслом и джемом, поэтому уголки губ у нее испачканы красным желе, стекающим на подбородок.
— Это Дэмиен, — бормочет она.
По лицам подружек можно догадаться, что она ничего им обо мне не рассказывала.
— Брат Амалии, — информирую их я, протягивая руку, чтобы взять с одной из тарелок горсть жареной картошки. — Мы с ней очень близкие люди.
Сказав это, я в подтверждение своих слов обнимаю Амалию за плечи.
— Эй! Убери руки, ты, придурок! — отзывается Амалия, отталкивая меня.
Подружки с интересом глядят на меня.
— Это твой брат? — спрашивает одна.
— Наполовину, — объясняет Амалия. — Он не будет сидеть с нами. Только через мой труп. А ты выглядишь в этих перчатках, как позер.
Могла бы и утром мне об этом сказать. Хотя, конечно, перчатки я бы снимать все равно не стал.
Очевидно самая важная деталь в облике этих идиотов в черном — перчатка на правой руке. Они прикидываются злодеями, скрывающими отпечаток в форме буквы «З» на большом пальце правой руки. Они могли бы с таким же успехом прикидываться супергероями, но это бы никак не сочеталось с их любовью к избиению людей в пустынных коридорах. Вообще говоря, затея с перчатками априори дебильная, потому что реальные суперзлодеи их не носят — это было бы слишком очевидно, а я в данном случае не в счет. Кстати, надо бы как можно скорее разжиться комплектом для создания фальшивых отпечатков пальцев, но я, к сожалению, пока не могу себе этого позволить по причине отсутствия денег.
Может, когда я вернусь домой, маме будет так приятно услышать, как я с успехом выдержал все злоключения, выпавшие на мою долю в доме Гордона, что она захочет сделать пожертвование в фонд покупки фальшивых отпечатков.
Девочка с зеленой лентой в волосах хихикает над замечанием Амалии по поводу позера. Все, кроме, естественно, самой Амалии, пытаются понять, какое я произвожу впечатление: такой ли я ненормальный, как она, или можно простить мне предполагаемую склонность к позерству ради того, чтобы я остался за столиком и продолжал распространять столь приятные девичьему сердцу эманации подростка мужского пола. Нет уж, девочки, простите, я пришел, чтобы всех расстроить.
— Амалия, — говорю я, придвигаясь неприлично близко, — хочу тебе кое о чем рассказать.
Лезу в передний карман джинсов и вынимаю свернутый черный носок с кружевом поверх резинки. Он принадлежит Амалии — это ясно с первого взгляда. Даже сейчас на ней пара абсолютно таких же носков. Крепко держа предмет женского туалета в руке, провожу им по носу, делая глубокий вдох. К счастью, носок чистый.
Амалия с ужасом смотрит на меня, потом на подруг. Выражение лица у нее беспомощное — она словно просит у них защиты и одновременно пытается объяснить, что для нее происходящее такая же дичь, как и для них.
— Где ты его взял? — визжит она так громко, что люди, сидящие за соседним столиком, оборачиваются, чтобы посмотреть, что происходит.
— Вытащил из штанов, — отвечаю я, заводя глаза в фальшивом экстазе, и вздыхаю с видом полнейшего удовлетворения.
Побледневшие девочки смотрят на нас, боясь даже пошевелиться, словно только что на их глазах произошло что-то ужасно неприличное.
— Хотел сказать тебе, Амалия, что я необыкновенно рад тому, что ты моя сестра. И что мы будем жить вместе, — продолжаю я, снова прикладывая к лицу носок.
— Что, черт возьми, ты делаешь?! — кричит Амалия, вырывая вещь у меня из рук.
Подружки решают, что все-таки я ненормальный. Собрав остатки завтрака, они поспешно встают из-за стола и ретируются.