– Старшая дочь вождя брусчей. Зачем?
– Брусчи – сколько?
– Семь тысяч семей. Зачем?!
– Где?
– Везде и в холоде. Зачем?!!!!
Ого. Того гляди, зарежут, чтоб ответил. Пора сознаваться.
– Одному – скучно. – тяжело вздохнул я в затылок Сумрака.
– Что?!
Ура! Обожаю, когда удается почувствовать свою удивительность. Однако, неплохо бы пояснить девушке, что я имел в виду, а то никакая гранитная рожа не поможет – набьет и рук не пожалеет.
– Я здесь недавно. Пришел очень издалека. Ищу, что свершить. Может быть, ищу себе народ.
– Много наложниц и рабов? – ядовито буркнула Эрма. Света уже хватало, чтобы скучающе провести наглым взглядом по ногам, выпуклостям грудей и роскошной гриве, увидеть, как она покраснела и задать очевидный вопрос:
– Ты – девственница?
Я очень понадеялся, что она поймет меня и не кинется ножиком. Она поняла вовремя. Видно, добродушно-насмешливый взгляд в лицо, а не ниже, был замечен и оценен.
– Угу. – созналась она, убирая нож. – И что из этого?
– Я – тоже. Но не думаю, что все женщины хотят меня. Наоборот, не вижу, этого когда оно есть. Но оно не мешает мне думать о других вещах.
– Ты – девственник?
По пустыне разлился густой хохот. Нашла, над чем смеяться. Я еще ничего смешного не сказал.
– Смеяться над тем, чего не понимаешь – легко. Гораздо труднее поверить, обдумав. Или ты думать не умеешь вовсе? Тогда давай, поучу. Смотри. Когда я спросил, не девственница ли ты, я уже знал, что это так. Во первых, по тому, как ты думаешь. Во вторых, по тому, как смотрит на тебя мой конь. А в третьих,…
Я сделал эффектную паузу, потянувшись за второй папироской.
– Ну? – врезалось в меня. Спрятав усмешку за огоньком зажигалки, я продолжил:
– А в третьих, по тому, как ты двигаешься. Когда мужчина и женщина… это, они говорят друг с другом через тело. И говорят с телом. Так, как воин говорит с оружием. Если ты – воин, то тело – тоже твое оружие. Тело женщины-воина – это меч. Легкий, гибкий, а не огромный ржавый топор. Если женщина не говорит со своим телом, то оно будет тупым и ржавым. Медленным. Как твое.
Я замолк, увидев, что голова Эрмы непривычно склонилась, притянутая к земле тяжелыми мыслями.
– Но от этого дети. А мать не может воевать. – сообщила она.
Я хохотал громче ее. Интересно, эту сказку рассказали всему племени руссо-чукчей или только отдельной дочке вождя? В прекрасных синих глазах Эрмы плескалось непонимание.
– Что, не от этого?
Мне удалось не свалиться с коня. Вместо этого я воспользовался почти дневным освещением, чтобы пройтись взглядом доктора по ножкам, попке, груди, личику.
– Ну?!! – громко, но ненастойчиво попросила Эрма, демонстрируя готовность почти на все, лишь бы узнать, от чего бывают дети, а от чего не очень.
– Ну так вот. Ты заметила, что раз дней в тридцать…
Изложение материалов, доступных в любом учебнике по физиологии, адаптация под словарный запас 2000, оказалось очень увлекательным занятием. Увлекательным его сделало наблюдение за лицом слушательницы, отражавшим разные стадии шокированности от легкого недоверия до тихого восторга по заключительному выводу, что примерно треть, если не больше, месяца это можно делать без входа в декрет.
Завершив словоблудие, я скромно заткнулся, с непонятным даже мне самому чувством глянул на кончик ее чуть вздернутого носика и отвернулся, потому что не было сил смотреть, как она пытается сжать пухлые губы в линейку.
– Может ты не бог, но точно – знающий и говорящий. – упал под копыта ее лошади тихий итог ее раздумий. Набрав маршевую скорость, он догнал копыта Сумрака, умело избегнул смерти под ними, вскарабкался на седло и заполз в первую попавшуюся дырку. Дырка боязливо сократилась, да настолько, что Эрма озабоченно поинтересовалась:
– Чего морщишься?
На ее лице отчетливо проступало благоговение, которого я так и боялся.
– Я знающий – потому, что никто не оберегал меня от знаний. – испуганно пробурчал я.
– Воинов – много. Знающих – мало. Войны без знающих – стадо.
Все ее лицо демонстрировало непоколебимую веру в это зазубренное без проверки данное, но в прекрасных серых глазах стояло ожидание очередной лекции.
Типун мне на язык! Я же пошутил, когда говорил, что беру в телохранительницы. И про наложницу я имел в виду не так категорично.
Послав в сторону ожидающей моего слова аудитории полный муки взгляд, я ляпнул для заполнения паузы:
– Ты еще скажи, что ребенка от меня хочешь.
– Конечно, хочу. Ребенок от знающего-воина – мечта любой женщины.
Врожденный энтузиазм на ее лице, да и фигуре тоже, заставил меня ужаснуться рухнувшей на меня проблеме – то ли останавливать лошадей и падать на песок, то ли остаться честным человеком и сделать из ее мозгов фарш путем изложения основ хромосомной теории наследования и механизмов переселения духа из тела в тело. Выбор, конечно небогатый – или в совращенцы, или в боги.
Тяжко вздохнув, я решил катиться по проторенной дороге.
– Ты думаешь, что ребенок – сумма частей родителей?
Эрма сникла. Отвернувшись, повесив голову и сгорбившись, насколько позволяла осанка, она грустно шепнула:
– Я тебе не нравлюсь.
Вот так всегда – сначала пытаются зарезать по подозрению в попытке изнасиловать, а потом впадают в депрессию от мысли, что не хватает привлекательности. Я взбесился.
– Да!!!! Не нравишься!!! Потому, что вместо того, чем думают – мышцы и непорваная!!!
Она резко повернула на меня гневный взгляд. Не знаю, как я выглядел, но через секунду гнев в ее взгляде сменился на испуг.
– Потому что вместо того, чтобы учиться думать, ты впадаешь в глубокое себя-грязью-поливание. И только лишь потому, что я немного больше знаю!!!! И!!! И натренирован владеть своими знаниями лучше, чем ты ножом. Вот ты подумай вот над чем: если бы ты мне не нравилась, стал бы я тебя освобождать? А?! И что мне теперь думать о твоем «я тебе не нравлюсь»? Что ты глупа, как трухлявый пень? Или что ты хочешь доказательств, что нравишься прямо здесь и сейчас?
Она отвернулась смахнуть пару слезинок. Вид у нее был такой несчастный, что я решил немедленно прекратить смешивать ее с дерьмом и начать подъем в розовую высь.
– Так вот… – я удержался от реализации идеи подъехать поближе и погладить ее по руке. Потом я чуть не удержался от высказывания всего розововысокого, но это было бы свинством. А я не свин. Я– хуже.
– Эрма! Я не сомневаюсь, что из тебя получится прекрасная наложница. Но из тебя может получиться гораздо большее – прекрасная жена.
Она фыркнула и с оскорбленным видом уставилась в небо.
– А перед тем, как ты совсем обидишься, я хочу рассказать тебе, что я понимаю под прекрасной женой. Кроме того, что она прекрасная наложница и вправе требовать от мужа того же, она должна соображать не сильно хуже мужа, чтобы они могли делать любые вещи ВМЕСТЕ. В том числе, исправлять ошибки друг друга, не кидаясь друг в друга ножиками. Ну а если ты подумала, что я хочу, чтобы ты сидела в темной пещере, растила детей и ожидала, пока я вернусь из похода, то запрещать тебе я не буду, но ходить в походы одному скучно…
– Ты!… – она наконец-то набрала воздуха, чтобы сказать что-нибудь. – Ты предлагаешь мне стать боевой подругой, которая во всем равна мужу?
Я полюбовался лицом, где волны радости размывали остатки плотины недовольства.
– Еще не предлагаю. Но очень хочу, чтобы ты стала именно равной, а не ходила где-то рядом с высокой горкой, на вершине которой сижу я.
– Но почему я?!!!!!! – вскричала она, выплеснув наконец ужас потери большого количества данных.
– Потому, что у тебя есть многое – красота и умение биться.
Она отвернулась. Повесила голову и тихо всхлипнула:
– Холодное сердце.
Тяжело вздохнув, я подъехал поближе ее разубеждать.
– Нет, Эрма, нет. Очень горячее. Оно не умеет любить напополам. – я положил ей руку на плече. Она вздрогнула, расслабилась, повернула ко мне заплаканное лицо. Глядя в сине-зеленый глаз, я продолжил: