Голос был чрезвычайно знаком, но пока не идентифицировался. Зато ситуацию он прояснил. Торговцы где-то откопали сверхпроцессоры, и поставили их на компы управления стрельбой. И опережали мишени на два порядка. Это плохо. Чур я с ними, как обычно, не воюю. Вот понаделать мелких, нормальных, извращенных, хулиганских, профессиональных, любительских и бесящих пакостей – другое дело. Послушав немного распинанания базы, особенно хорошо воспринимаемые под голограф-шоу, и вкапления «Ну? Ага!, Не-а.» торговцев, я вмешался в теплую беседу.
– Болейте, нелюди злобные, болейте, не мои дешевые. Как бизнес? Как сами? Как семья? Как любовница?
После непродолжительного молчания раздался дружный хор:
– Ты кто?
– Вурдолаков Достану Хренотвертишся. – представился я по-русски. – У кого-нибудь завалялся передатчик Зофа?
– Нету! – задумчиво ответил болтунявец с базы, видно тоже вспоминая, кто же это я могу быть. Торговцы молчали – видно, запустили меня по компьютеру, и пытались запеленговать. Ну-ну. До русского языка они доберутся скоро, а вот запеленговать удастся только к концу галактической пятилетки (5 оборотов галактики вокруг центра – около триллиона миллиардов лет).
– А почему нету?!! Пропили уже? Или проели и на баб спустили? Так на…
– Харш, (…)! – радостно завопили с базы. – Ты (…)ли языком воздух гоняешь? В вентиляторы переквалифицировался?
Ага! Теперь то я понял, с кем имею дело. С моим бывшим комполка подполковником Касда.
– Не. Еще. А ты-то как в эдакую срань попал?
Майор Касда как раз проводил инспекцию, когда все началось. Почти сразу же, как только вылетели штурмовики, базу полило ракетным дождичком, и снесло на поверхности все, вплоть до туалет-ресторана. Ныне весь уцелевший обслуживающий персонал базы усердно паял передатчик Зофа.
Больше мне ничего узнать не удалось, так как в нашу дружескую связь вмешались торговцы. Выслушивать их требования сдаться и разнообразные заманчивые предложения я не стал, а просто перевел все на пятый канал, безуспешно пытающийся пробиться через слой помех, окутавших систему.
Перепрограмировав его на посылку сообщения, как только произойдет пробой, я отключил почти все остальное, и занялся подбиванием бабок, дедок, внуков и внучек. А подбивать особо было нечего. Надо было точить меч, чинить вертолет и угонять один из катеров, у которых меня уже ждут.
А это значит, что пора перебираться в оружейную, доставать топоры и молотки и включать компьютеризированный точильный станок.
Подхватив ящички, я ногой отрубил голограф, и направился на выход. На выходе я нос к носу, точней, глаза-в-глаза, столкнулся с Катрин. Если еще точней, то не с ней, а с чем-то, отдаленно ее напоминающим. Окинув взглядом скорее ее фигуру, чем пижаму, я остановился на голове, по которое расплескались темно-каштановые волосы, уложенные водой лучше всяких лаков. Если учесть, что вместо вонючих духов от нее тянуло нежнейшим ароматом марочного коньяка, то нетрудно будет понять, что я был сражен, как десятикилограммовым мечем.
Второе, на что я обратил внимание, только взяв его под контроль, были руки, сложенные на животе и смесь смятения и надежды в глазах.
– Привет! – сказал я. – Как жизнь?
– Не знаю. – переминание с ноги на ногу. – Холодно как-то.
Ясно. Ожидание, а не подготовка, к бою, где планируется 50% выживаемости. Рецепт прост. Пиво, музыка, и заточка меча.
– Тогда пошли выясним.
– Куда? – легкая дрожь.
Я выронил ящики, подошел, очень медленно положил руки на голову и повернул лицом к себе. Заглянул в глаза. Нырнул. Утонул. Всплыл. Ожил. Вынырнул.
– Все хорошо. Верь.
Она шагнула ко мне, повисла на шее, положила голову на плече, всхлипнула:
– Я солдат. Я не должна бояться, но я боюсь. Боюсь не умереть – умирать!!!
– Ты не солдат. Ты – воин. – ответил я, обнимая ее, чтобы немного уменьшить нагрузку на шею. – Воин отличается тем, что не подавляет, нагло смеется над своим страхом…
Меня заткнули. Пока тянулся затык, и большая часть меня наслаждалась им, меньшая хладнокровно придумывала, откуда берутся такие могучие стремления, которые никакая монашеская подготовка не берет. Не от папы-военного? Большая часть мгновенно почувствовала себя жрачкой настолько плохой, что ее даже в задницу не пустили. Отстранив ее, сделав счастливую рожу, и предприняв удачную попытку убрать с нее все намеки на возбуждение, я шепнул:
– Пошли!
– Куда?
– Куда-нибудь, где тепло. Холодно ведь.
Ой! На самом деле, часть дрожалки перелилась мне.
– Пошли.
Не забыв ящики, я, счастливо молча, провел ее в оружейную.
Там я врубил музыку и, с садистским удовлетворением наблюдая, как она глядит на меня совсем другим взглядом, запустил в ген-анализатор соскобы с ее и Таниты меча, а так же анализ (бр-р-р-р!) Нирры. Запустив, я, чтоб не мешать ему работать излишне нервным ожиданием результатов, пошел за сигарами.
По возвращении он, молодчина, не то, что я, уже выдал результаты:
1 (Нирра) – Homo sapiens
2 (Танита) – Homo sapiens
3 (Катрин) – Homo miximus.
Секунд пятнадцать я тупо таращился на высунувшуюся из принтера бумажку. Хотя именно этого я и ожидал, но до сего момента надежда теплилась в палате интенсивной терапии. Когда она переместилась в холодный морг, я подумал, что жить стало намного веселее.
– Чего? – спросила Катрин, заметив, видно, по харе, мое крайне веселое настроение.
– А, мелочи. – беспечно ответил я, углубляясь в тяжкие раздумья, как мне дальше себя с ней вести. Однозначно было одно – если вывести ее из себя, то дело битьем посуды не обойдется. Многозначно было другое. Если… это я о чем?… когда мы отсюда выберемся, то неплохая получиться семейка. Ключевое слово – выберемся. Для этого неплохо бы перестать хлопать ушами и звенеть яйцами, и заняться, наконец починкой вертолета и заготовкой оружия.
Посмотрев новым взглядом на Катрин, оседлавшую ящик гранат, я вспомнил, что где покладено, закурил, и торжественно объявил:
– Ремонт! Тебе выделяется самая главная роль.
– Какая? – настороженно спросила она, заворожено глядя на извлекаемые из шкафчика набор напильников и паяльников.
– Оказание мне моральной поддержки. Светить и греть умеешь? Значит будешь моим солнышком. – прокричал я сквозь грохот молота, очень неохотно покидавшего належенное место. – Пива будешь?
– Наверно. Если расскажешь, что это.
Нога успела отдернуться, и тяжелая атомная дрель рухнула на пол. Вспомнив, что на этой планете землю предпочитают использовать для постройки крепостей и погоней друг за другом, а не для выращивания хлеба, и что тратить дефицитный злак на пиво никому в голову пока не пришло, я закрыл рот, сузил глаза до обычного, пиннул дрель к вертолету и пошел показывать, как открывать ваккумные пробки.
Шпок! На. Шпок! Бзяк! Как я люблю звук встречи двух бутылочек!
– Пиво. Малоспирта содержащий напиток. Можно напивать так… – я сделал маленький глоточек, -… а можно так. – Бутылку залпом. – Тренируйся. – Кивок на ящик.
Когда я, кряхтя и пыхтя, приволок сварку, рядом с Катрин лежало три пустых бутылки и она была достаточно веселой, чтоб действительно оказать мне моральную поддержку. Следующие три часа пролетели. Если не считать значительной убыли в ящике, полной подготовки к боям, узнавания о друг-друге массы интересного, несколько потрепанных рук, и раздумий, на что сподвигнут почти монашку пять литров пива, и если на подвиги, то на какие.
Оно сподвигло на туманные намеки, что помещение почти не отапливается, и что к утру можно замерзнуть. На что я гнусно занес к ним в комнату стратегический запас одеял, и пошел спать, пожелав Катрин и уже давно спящей Таните приятных сновидений.
Проснулся я затемно. Скинув ноги со спинки второго кресла, и старательно перейдя в стоящее состояние, я пошел в душ. Немного просвежившись после вчерашней ночи, я пошел в оружейную одеваться.