Это был лишний вопрос. Я и так понял, о чем.
— Я его обслужила, — сказала она.
— Клона?
— Да.
— В каком смысле?
— Не будь идиотом, — сказала она. — Я его обслужила. Рукой.
Я не был ни удивлен, ни потрясен. Что-то вроде этого я и ожидал услышать. Неловко и глупо я поглядел на ее левую руку, лежавшую на столе ладонью вниз. Пальцы у нее были длинные, толстоватые, с узловатыми суставами. Ногти чистые, подстриженные так коротко, что из-под них виднелись кончики пальцев. На тыльной стороне ладони виднелись пигментные пятна, сквозь прозрачную истончившуюся кожу просвечивали вены. Я ничего не мог с собой поделать. Я представлял себе, что она касается этой рукой меня, так же, как касалась моего клона. Я вспомнил, что обратил внимание на ее руки, когда мы в первый раз встретились в университете, и они мне не понравились. Сейчас они мне нравились гораздо больше. Ее руки были старыми. Можно сказать, в них отражался ее характер. Без сомнения, они были нежными, заботливыми, ловкими. Без сомнения, они любили и умели работать. Она заметила, что я смотрю на ее руку, но не убрала ее.
В час дня мы были севернее Берлингтона, милях в пяти к востоку от озера Шамплейн, Зеленые горы располагались еще дальше на восток. В такой день, в пятницу, дорогу могли бы заполнить машины, но мы их почти не встречали. Здесь, на севере, день был еще прохладным, а воздух — изумительно чистым.
— Воздух чудесный, — сказала Анна.
— Я к нему привык, — ответил я.
— И свет. Ясный и резкий. Четвертое измерение.
— Сара как-то сказала то же самое, — вспомнил я. — Четвертое измерение. Мы были в Шотландии, проводили там медовый месяц.
— Мы так и называли дни, похожие на этот.
— Ты и Сара?
— Нет, — ответила она. — Мы с мамой. Возможно, я говорила об этом Саре.
Если бы эта мысль пришла мне в голову утром, в Лебаноне, я бы предложил направиться на север через Нью-Гемпшир, чтобы проехать через те места — или мимо них, — где я бывал в детстве вместе с отцом. Сожалея о том, что не сделал этого, я предложил другой, менее наезженный путь: по автостраде 91, к северу через Вермонт, чтобы свернуть в Канаду у Дерби-Лайн, где можно быстро и легко пройти через таможню. Но Анна решила, что мы поедем по самой прямой дороге I-89 и перейдем границу у Хайгейт-Спрингс, где на таможне гораздо больше народу. Именно потому, что там больше народу.
— Ты обратил внимание на пару в кафе? — спросила она.
— Те, которые разглядывали карту?
— Да, — кивнула она. — Сидели бок о бок. Они выглядели счастливыми.
— Я подумал то же самое.
— Мне это нравится, — сказала она.
— Сидеть бок о бок?
— Прокладывать маршрут. У меня это хорошо получается. Всякий раз, когда мы путешествовали на машине, я была навигатором. Мой муж почти всегда садился за руль, неважно, как далеко мы ехали. Я должна была сражаться с ним за право повести машину. Он не любил быть пассажиром.
Прежде чем оставить Монпелье, я предложил Анне сесть за руль, но она отказалась. Теперь я сказал:
— Так что, сражаться с тобой?
— Проиграешь, — улыбнулась она. — Ты часом не флиртуешь со мной?
— Нет.
— И не надо, — кивнула она. — Потому что твое обаяние на меня не действует.
Она потянулась и коснулась моей руки, словно говорила, что пошутила. Я это и так понимал.
— Когда мы только поженились, и у нас не было детей, — сказала она, — мы много времени проводили в Северной Дакоте. Для детей это было бы слишком дальнее путешествие, поэтому после их рождения мы не уезжали далеко от дома. Детей мы возили в Южную Дакоту. Осматривали все, что положено туристам: мемориал Маунт-Рашмор, памятник Неистовому Коню, [7]Дедвуд, Блэк-Хилс. Ты бывал там когда-нибудь?
— Нет, — сказал я.
— Правительство утверждает, что поддерживает в надлежащем состоянии все памятные места, но никто не знает, как в действительности обстоят дела. В Лас-Вегасе… Ты там был?
— Я нигде не был, — ответил я.
— На полоске земли, — сказала она, — перед одной из гостиниц они построили гигантский макет мемориала Маунт-Рашмор.
— Я слышал об этом, — отозвался я.
— Я скорее умру, чем взгляну на него, — сказала Анна.
Мы уже достигли Хайгейт-Спрингс и канадской границы, когда Анна бросила как бы между прочим:
— По-моему, нас преследуют.
— Шутишь, — не поверил я.
— Не шучу.
Я повернулся на сиденье и выглянул в заднее окно грузовика. На некотором расстоянии от нас ехало несколько машин.
— Ты уверена?
— Уверена. Зеленая машина. В левом ряду. Через две от нас.
Я снова посмотрел. Увидел зеленую машину.
— Сколько времени они уже там?
Не знаю, почему я сказал «они». Машина была достаточно далеко, и нельзя было разглядеть, сколько человек в ней сидят.
— Полчаса, — сказала Анна. — Может, чуть дольше.
— Ты знаешь, кто они?
— Догадываюсь, — ответила она.
— Это люди правительства?
— Для них слишком рано.
— У нас есть оружие?
Она засмеялась.
— Не будь смешным.
— Вся эта ситуация смешна, — ответил я. — Откуда мне знать, может, у нас должно быть оружие и мне пора отстреливаться.
— Я почти уверена, что это моя организация, — сказала Анна.
— Ты их знаешь?
— Думаю, нет.
— А теперь серьезно, — сказал я. — Мы в опасности?
— Вряд ли.
— Что они делают? — продолжал я спрашивать. — Что им нужно?
— Скоро узнаем.
— Ты неплохо держишься, — отметил я.
— Я этого ожидала, — пояснила она. — Мы ведь только начали.
Перед нами в линию выстроились четыре автомобиля, когда мы добрались до пункта досмотра. Зеленая машина стояла на два автомобиля позади нас. Мы остановились, и Анна смогла посмотреть на меня, когда говорила. Она сняла темные очки.
— Я хочу кое-что сказать тебе, Рэй, — проговорила она.
— Знаешь, Анна, рядом с этой машиной мне трудно думать о чем-то другом.
— Все будет хорошо. — Она постаралась меня успокоить. — Считай, что это эскорт. У нас еще будет достаточно времени и причин для беспокойства.
— Дай мне знак, когда начинать волноваться.
— Ладно, — кивнула она. — Послушай. Я этого больше никому не говорила. Не уверена, что именно я чувствую. Говорю тебе только потому, что это, по-моему, имеет отношение к нам обоим. — Она запнулась, потом помотала головой. — Нет, неправда. Не знаю, почему я хочу тебе это сказать. Просто хочу, и все.
— Я польщен, — ответил я.
— Так и должно быть, — кивнула она. — Мой муж умер в конце марта. Всего четыре месяца назад, а я уже в порядке. Если я не возвращаюсь к своему прошлому «я», значит, соглашаюсь принять новое «я». Делает ли это меня бессердечной, предательницей? Предосудительно ли это, как ты думаешь?
— Я никак не думаю, — ответил я. — По-моему, нет.
— Я тоже считаю, что нет, — сказала она. — Я думаю, что моя способность справиться с потерей мужа и продолжить содержательную жизнь делает честь моему мужу.
— Может, и так, — пожал я плечами.
— Понимаешь, сначала я была безутешна. Горе меня подкосило. Это поговорка, но в моем случае она оказалась реальностью. — Анна улыбнулась. — Я знаю, так все говорят. На следующий день после его смерти, когда прошло первое потрясение, я встала посреди кухни, откинула голову назад и завыла. Таких звуков я прежде никогда не слышала и представить себе не могла, что сама способна на такое. Мое тело как будто вывернулось наизнанку. Мы были вместе почти сорок лет. Я не понимала, как жить без него. Я думала, что не смогу жить. Тебе знакомо это чувство?
— Более или менее, — ответил я.
— Я сорвала голос и едва могла говорить, но этот безумный вой пошел мне на пользу. На третий день я взяла себя в руки и уже держалась относительно спокойно. Мои дети очень помогли. Мне стало стыдно за свое поведение. По правде говоря, нет другого выбора, кроме как продолжать жить.
— Я это слышал, — сказал я.
— По крайней мере, когда живешь такой чудесной и защищенной жизнью, как у меня. Я говорила себе, что есть вещи, которые я должна сделать. Хотя я понятия не имела, что от меня потребуется в самом скором времени. До самой смерти, — рассказывала она, — мой муж был тренером городской бейсбольной команды. Он готовился к весенним играм. Все нынешние игроки и многие из бывших пришли на поминальную службу вместе с семьями. Он тренировал отцов и их сыновей. Не могу себе представить, что его кто-то не любил. У него было несколько хороших друзей, которых он знал еще с начальной школы. Но он был нужен и другим. Большую часть этих людей я знала. Меня тронула их привязанность.
7
Мемориал Маунт-Рашмор в Южной Дакоте — высеченные в горе Рашмор огромные изображения американских президентов. Рядом находится памятник знаменитому индейскому вождю по имени Неистовый Конь.