— Так вот, — сказала она, снова переходя на полушепот, — меня ищут. Я уехала от петербургской охранки. И… если ты не передумал… и не боишься связать свою судьбу с моей… если ты всего этого не боишься… мы должны как можно скорее… обвенчаться!
Данила Георгиевич обмер. Не за карьеру свою испугался он. Страшно было за Лену. Ее ищут жандармы. Может быть, по Китайской улице уже ходит сыщик, выследив, как она поднималась по лестнице.
— Боже мой, Леночка, тебя надо спрятать… У японцев, что ли?.. У нас здесь много японцев — часовщики, ювелиры… Впрочем, нет, они ненадежны… могут выдать!.. Лучше у китайцев! Они — рыбаки, народ верный.
— Не смешно ли, — улыбнулась вдруг Лена, — я хочу под венец, а он меня норовит упрятать куда-то к японцам.
— Леночка! — проговорил Данила Георгиевич, покраснев. — В церковь я готов хоть сейчас. Да боюсь, не схватили бы тебя…
— Не схватят. У меня вполне благопристойный паспорт на имя девицы Елены Иринарховны Коноплевой, дочери костромского священника Иринарха Коноплева. Но понятно… долго ходить в онном звании небезопасно. Вот и хочу я стать медаме[1] Гайдаренко.
Данила Георгиевич привлек ее к себе, целуя и страстно шепча:
— Я как пьяный, Леночка! Голова кружится… Это, должно быть, от счастья…
Она нежно ласкала его и плакала: то были слезы и счастья, и горечи, и предчувствия предстоящих разлук и страданий… Но чтобы ни ожидало Лену в будущем, любовь разгоралась жарким костром и тепло его — Лена теперь знала это! — никогда не остынет, а под ледяным ветром жизни станет полыхать еще жарче, еще негасимее…
В офицерском собрании артиллерийской бригады все были без ума от невесты поручика Гайдаренко. Капитан Сегеркранц восхищался ее остроумием и поминутно целовал ручку.
В перерыве между вальсами, Сегеркранц говорил офицерам вполголоса:
— Что там ни говорите, господа, а эти «беглецы от реверса» бог весть где раскапывают превосходнейшие экземплярчики прекрасного пола. Вспомните жену поручика Нестерова, прелестнейшую Надежду Рафаиловну, или, как он ее все называл, Наденьку…
— Да, вы были в нее влюблены по уши, капитан! — заметил кто-то из офицеров.
Сегеркранц изобразил на своем лице херувима умиление, смешанное с откровенной похотливостью.
— Я тонкий ценитель женской красоты, вот в чем дело, господа. Поглядите на эту… копию Венеры с ее истинно женскими формами, на очаровательную поповну, которую раздобыл поручик Гайдаренко. Грация, гордая осанка, грудь лебедя… А эти бедра, от которых захватывает дыханье…
— Ну, капитан сел на своего любимого конька! — смеялись офицеры.
Неудивительно поэтому, что как председатель суда общества офицеров Сегеркранц доложил генералу самые лестные отзывы о «девице Коноплевой», полагая, что она вполне достойна быть супругой поручика Гайдаренко.
Не прошло и недели после подачи Данилой Георгиевичем рапорта командиру бригады, в котором он испрашивал разрешения его превосходительства на женитьбу, как в квартире, до блеска вымытой Леной, состоялась помолвка.
Молебен отслужил приходский священник, веселый старик с добродушными и хитрыми маленькими глазками, сверкавшими желтыми огоньками на его обросшем темным волосом лице. У него был застарелый недуг — подпрыгивала левая бровь, и оттого казалось, что он во время молебна кому-то лукаво подмигивал. Лена с трудом удерживала себя, чтобы не расхохотаться.
После литургии поп шепнул помолвленной:
— Нынче на божьем свете май стоит. Не вздумайте, дочь моя, до июня под венец итти. Примету знаю верную: свадьба в мае — целый век маяться. Глядите!
— Спасибо, батюшка, за добрый совет, — ответила Лена улыбнувшись. Но до июня было далеко, а Лене надо было торопиться.
Через неделю, к немалому удивленью попа, состоялось венчанье. В метрической книге на 1911 год Спасской церкви появилась пространная запись:
«Данила Георгиевич Гайдаренко, состоящий в 9-ой Восточносибирской артиллерийской бригаде офицером, православного вероисповедания, бракосочетался с девицею Еленою Иринарховной священника Иринарха Коноплева дочерью, православного вероисповедания.
Таинство совершали: Владивостокский Кафедральный протоиерей Стефан Алексеев Богоявленский с диаконом сей церкви Афанасием Зыковым, дьячком Ардальоном Иродионовым и пономарем Максимом Закидайло».
Часть четвертая
Как пахнут тучи
Петр Николаевич ходил по Петербургу блаженно улыбаясь. Каждый встречный был ему теперь братом, каждый дом — обиталищем добрых и верных друзей. Да и кто мог считать себя счастливее его!