На ступенях скупо освещенного одноэтажного дома со стеклянными дверями шумела и толкалась большая толпа девушек, военных и штатской молодежи. Рядом с дверями висели два ярко намалеванных плаката.
– Что это за плакаты? Не знаешь?
– Это не плакаты, товарищ Улыбин. Афиши это. Здесь иллюзион находится. Живые картины показывают. Видали или не доводилось?
– Сроду не видал. Надо будет как-нибудь собраться.
– Обязательно сходите. Не пожалеете, – сказал ординарец.
В штабе НРА Роман предъявил свои документы дежурному командиру с красной повязкой на рукаве суконного френча с большими накладными карманами на боках и на груди.
– Присаживайтесь, товарищ. Прошу минуточку обождать. Сейчас я доложу о вас, – сказал он вежливо и стал звонить по стоящему на столе телефону.
– Товарищ начальник штаба, докладывает дежурный по штабу Верещагин. Здесь прибыл командир Одиннадцатого партизанского полка товарищ Улыбин… Немедленно проводить? Слушаюсь…
Начальник штаба Остряков, бритоголовый коренастый мужчина средних лет в синих бриджах и белых бурках с загнутыми голенищами, встретил Романа посреди просторного кабинета. На малиновых петлицах у него были нашиты красно-синие ромбы, над левым карманом коричневого френча сверкал орден Красного Знамени на алой розетке.
– Здравствуйте, товарищ Улыбин! – крепко пожимая Роману руку, радушно сказал он. Глаза его доброжелательно улыбались. – Рад познакомиться. Прошу садиться.
Роман присел к столу на обитый коричневой кожей стул с высокой резной спинкой. Пока Остряков задергивал на стрельчатых окнах шелковые шторы, Роман разглядывал кабинет с лепным потолком и хрустальной люстрой, с большой картой Дальнего Востока на стене.
– Когда прибыли, товарищ Улыбин? – усаживаясь за стол, уже официально спросил Остряков.
– Сегодня в одиннадцать часов.
– Как устроились на новом месте?
– Хорошо. Встретили нас, как полагается.
– Так и должно быть. Сколько людей в вашем полку?
– Всего четыреста пятьдесят. Почти половина разъехалась по домам.
– Как настроены бойцы? Охотно идут в Народно-революционную армию?
– Настроение неплохое. Война, конечно, надоела, но понимают, что служить надо.
Остряков постучал по столу спичечной коробкой, помедлил и спросил:
– Скажите, товарищ Улыбин, вы были выборным командиром полка?
– Нет, меня не выбирали. Командовать полком меня назначил наш комкор Кузьма Удалов, а штаб партизанской армии утвердил мое назначение.
– Как отнесутся ваши партизаны к тому, что командовать полком будет назначен другой товарищ?
Роман вспыхнул, выпрямился на стуле, резко ответил:
– Не могу знать. Сам я готов служить кем угодно и где угодно, а о бойцах ничего не скажу. Но думаю, что никакой бузы не будет. Ребята поймут, что так надо.
– Я очень рад, что вы отнеслись спокойно к моим словам, – усмехнулся Остряков, от которого не ускользнуло, как дернулся на стуле Роман. – Хорошо, что вы не переоцениваете себя, не ударяетесь в амбицию. Мы вас знаем и ценим. Вы показали себя способным командиром партизанского полка. Мы собираемся послать вас в военно-политическое училище, а на ваше место назначим командира, имеющего специальное военное образование. Мы создаем регулярную армию, и нам нужны командиры, знающие свое дело, способные научить бойцов всему, что требуется в современных условиях… Кстати, какое у вас образование?
– Учился пять лет. Окончил двухклассное станичное училище.
– Значит, человек вы достаточно грамотный. Думаю, что дело с вашим зачислением в училище будет легко улажено. Подучитесь, а там снова пойдете командовать батальоном или полком… Завтра к вам прибудет новый командир. Сдадите ему полк, а сами явитесь в распоряжение начальника отдела кадров товарища Головина.
От Острякова Роман вышел обиженный и возмущенный. Ему казалось, что Остряков разговаривал с ним пренебрежительно и поступил совершенно несправедливо. «Выходит, не гож я стал. Учиться отправляют, – думал он с горьким смешком. – Поучат, а потом еще поглядят, куда можно будет сунуть. Только я им не писарь, не интендант, а боевой командир. Я человек известный, меня все Забайкалье знает. Воевал не хуже других. Недаром Удалов меня в пример ставил. А тут живо рассудили по-своему. Явились на готовенькое, забрали все в свои руки и распоряжаются, – горячился он, имея в виду всех, кто пришел в Забайкалье с Пятой Армией, забыв о том, как долго и страстно ждал ее прихода вместе со всеми.