— Вот он… — говорит дед. — Не спешит. Знает, что ружье забыли.
По обочине, впереди трактора, неторопливо бежит заяц, повиливая светлым «фонарем» похвостья. Потом он уходит к речке.
Далеко, в распахе долины, зачернелся лес. Там — большая река Дон. Там и хутор. Его высокие печные дымы видны издали. Но еще ехать и ехать, катить и катить, оставляя рубчатый след и спугивая с придорожных кустов боярки и шиповника стайки снегирей, свиристелей, щеглов. Иногда птицы не улетают. Придорожный куст словно цветет красными ягодами и алой, синей, розовой, желтой пестрядью птичьего оперенья.
Недалеко от хутора, под горою, — просторные скотьи строения: кирпичные, под шифером, с железными оградами базов. Они пустуют. Но там, возле ферм, черная фигура человека. Он стоит, ожидая трактора. До хутора — шагать и шагать. Лучше подъехать.
С попутчиком в кабине становится тесно.
— Сторожуете? — спрашивает его дед.
— Сторожуем. Кинулись, когда окна-двери повынули.
— Шиферу много.
— И шифер уже снимают, стропила пошли…
— А вы для чего?
— Разве углядишь?!. Такую страсть понастроили.
— Старались… — вздыхает дед.
— Из города все возили, — вспоминает спутник. — До тебя еще. Везут и везут. Людей понагнали… Как в Китае… Комплекс будет, комплекс. Начальство приезжало, красную ленту резали. В газетах, по телевизору… И все прахом. Лишь тебе отдать.
— Нет, — отказывается дед. — Мне такого не надо. Тут целая фабрика, завод.
И верно, что фабрика: проплывают мимо кирпичные корпуса, один за другим. Словно город.
— За хлебом? — спрашивает попутчик.
— За ним.
— Должны привезти. Обещали.
У крайних домов хутора сторож выходит.
С бугра, сверху, в отвычку, таким огромным кажется хутор: дома, сараи, заборы; и все — рядом, тесно, даже в глазах рябит. И дорога пошла езжая. Трактор катит по ней легче, быстрее.
Большой кирпичный магазин с огромной стеной-витриной не работает, на замке. Хлебом торгуют прямо из машины, из дощатой будки. Но она еще не приехала.
Рядом с магазином — старая школа: дом без окон. Напротив школы, через улицу, живет человек знакомый, старого Пономаря приятель — Майор. «Пенсионер Министерства обороны!» — обычно представляется он. И одежда на нем всегда военная: зеленого цвета рубашка, брюки, зеленая теплая куртка и шапка с эмблемой.
Майор встречает гостей на улице, кричит мальчику:
— Здорово, земеля! Живой-крепкий?! Молодец!
«Земеля» — потому что у Майора квартира в городе, как и у мальчика, но живет он здесь.
— Какую я щуку поймал! Крокодил! Иди сюда!
В гараже Майора — куча мороженых окуней, щук, бершей, а отдельно — и впрямь не щука, а пятнистый крокодил с разинутой зубастой пастью.
— На жерлицу. Забирай. Бабка котлет накрутит. Вчера ходил, двух зайцев взял, — хвалится он старому Пономарю. — Одного — в садах, другого на Большом Демкине с лежки поднял.
Майор со старым Пономарем знаются с давних лет, они — земляки и почти одногодки. Правда, глядится Майор много моложе Пономаря: мордатенький, без морщин, как говорят, «в силах» мужик. И говорливый.
— Земеля, в дом заходи, — приглашает он мальчика. — А мы с дедом лишь глянем. Еще две у меня отелились, — сияет он радостью, — таких бычков принесли… Любо-дорого!
Они возвращаются в дом, когда мальчик уже разделся, сидит за столом, угощается ватрушками. На мужа хозяйка ворчит:
— Большая радость… Всю ночь в катухе просидел. Отелились, на мою голову. Куда их столько? Скоро в хату приведем коров и телят. Ничего мне не надо: ни кур, ни гусей, ни телят. Все брошу и уеду. Кохайся тут…
— Р-р-разговорчики в строю! — весело окорачивает ее муж. — Поднеси нам по рюмке за новорожденных. Под зайчатинку. Любишь зайчатинку, земеля? Не пробовал? Вот это дед у тебя, охотник называется. Сейчас отпробуешь.
Дом у Майора просторный. Не с печкой, а с водяным отоплением. На кухне газовая плита. Окна большие, в комнатах светло и без электричества. Жена Майора, мужу под стать, глядится, словно сдобная пышка. Она приветлива, гостеприимна, скучает на хуторе, никак не привыкнет.
Пока греется на плите зайчатина, сообщают новость печальную:
— Бабу Мотю убили. Васька Курунин, Петра сынок. Денег не дала бабка на бутылку. Может, попугать хотел… Стрельнул через окошко — и конец.
— Уеду я, уеду… — говорит жена Майора. — Он же к нам приходил, тоже просил денег, но мы не дали. Петро на неделю уехал и всем наказал: денег не давайте. Он приходил, просил, мы проводили. А потом слышали выстрел. Как раз кино сели смотреть, слышали выстрел. Но плохого не подумали. Мало ли кто стрельнет. А уж на другой день к вечеру кинулись — бабки нет. То зайдет, или в окно ее видишь. Кинулись — окошко разбитое, и она лежит. Уеду, я сказала, уеду… — всхлипнула жена Майора. — Пристрелят тут, и никто не узнает. Будешь лежать.