– Я никогда не бывал в Антиохии,– отвечал тот.
– И я тоже; должно быть, это были двое других монахов.
Однажды авва Пресонций получил урок. Когда он стоял на молитве в своей келье, кто-то постучал в дверь его хижины:
– Прости меня, авва,– сказал прохожий. – Не можешь ли ты указать мне дорогу в Алеппо?
– Нет,– отвечал авва,– но я знаю дорогу в Небо.
– Как я могу поверить, что кто-то знает дорогу, ведущую так далеко, если он не знает дороги в окрестностях?– сказал тогда путник.
Авва Сысой сказал по поводу александрийских богословов:
«Если бы Господь Бог поручил составить десять заповедей богословам, у нас было бы не десять заповедей, а тысяча».
Великий Пахомий диктовал свой Устав молодому монаху-писцу. В конце главы он велел ему перечитать написанное и едва сдержал вспышку гнева.
– Авва, почему ты вдруг сделался таким суровым?– спросил его молодой монах.
– Потому что я продиктовал тебе одно, ты понял другое, а написал третье,– отвечал старец.
Жарким августовским днем камни в Нитрийской пустыне просто плавились от солнца. Один монах с трудом шел через песчаные холмы, ведя за собой осла, запряженного в повозку. Наконец, обессиленный, он остановился.
– Я еще никогда в жизни не видывал такой жары,– произнес он вслух.
– И я тоже,– проговорил осел.
– Вот те на!– воскликнул монах. – Впервые слышу, чтобы осел разговаривал!
– И я тоже,– сказала повозка.
Один старец сказал: «Тот, кто тебя оскорбил, вряд ли тебя простит».
Другой сказал:
«Если ты отвергаешь похвалу, то это, возможно, потому, что ты желаешь двойной».
– Ты совсем теряешь память,– сказал один монах старцу.
– Ну да,– отвечал тот,– и притом так основательно, что получаю от этого даже немалую пользу: много раз я радуюсь одному и тому же, словно впервые.
Один монах спросил авву Аммония, почему это люди века сего так много суетятся. Старец отвечал:
– Они бегают по миру вдоль и поперек из страха, как бы не пришлось встретиться с ним лицом к лицу.
Мудрость древних египетских монахов проистекала скорее от их постоянного контакта с землей, чем от ученых занятий или образованности. Среди редких исключений был Арсений. Но даже он на склоне лет признался как-то одному старцу:
– Много трудов я положил, читая книги. Но то, что я в них нашел, не так уж много стоит...
– Что ж, многие отправляются удить форель, но домой приносят только ревматизм,– заметил на это старец.
Один монах пришел к Элию Отшельнику и сказал ему:
– В миру я встретил человека, который был о себе очень хорошего мнения.
– Будь уверен,– отвечал ему Элий,– что когда у кого-то о себе очень хорошее мнение, то это единственное хорошее мнение, которое у него есть.
Молодой монах пришел за советом к авве Моисею.
– Отче,– сказал он,– я понимаю, как можно согрешить руками, глазами, устами или ушами. Но как можно согрешить носом?
– Если совать его в чужие дела,– отвечал старец.
Молодой монах пришел к старцу за советом.
– Отче,– сказал он,– я живу в пустыне чуть больше года, и за это время уже пять или шесть раз появлялась саранча. Ты знаешь, что это за напасть – она проникает всюду, даже и в нашу пищу. Что же мне делать?
Старец, который жил в пустыне уже на протяжении сорока лет, отвечал:
– Когда саранча попала мне в похлебку в первый раз, я все вылил. Затем, во второй раз, я выбросил саранчу, а похлебку съел. В третий раз я съел все, и похлебку, и саранчу. А теперь, если саранча пытается выбраться из моей похлебки, я отправляю ее обратно.
Авва Авраам, старец, исполненный кротости и заботливости, был очень любим ребятишками из соседней деревни. Часто они собирались перед его хижиной, ожидая, когда старец выйдет и расскажет им что-нибудь о красоте творения. В один из таких дней старец долго рассказывал детям о Боге, а под конец задал им несколько вопросов:
– Скажи мне, Даниил, кто такой Бог?
– Бог – это наш Творец.
– Ты хорошо ответил. А ты, Макарий, что ты скажешь, кто такой Бог?
– Бог – это мой Отец.
– Очень хороший ответ. Ну, а ты что скажешь, Гелазий?
– Бог – это отец Макария.
Отцы-пустынники относились к женщинам с предубеждением, но было бы преувеличением сказать, что они были полные женоненавистники. Их духовная уравновешенность удерживала их от всякого рода крайностей. Авва Филатерий однажды сказал:
– Женщины догадываются обо всем и ошибаются только тогда, когда думают.
Один тучный бедуин пришел однажды к авве Сысою.
– Отче,– сказал он,– дай совет, как мне похудеть?
– Вообще-то я не даю таких советов,– возразил старец. – Попробуй подольше ездить на верблюде. Может быть, это тебе поможет...
Через некоторое время авва Сысой снова встретился с этим бедуином и спросил его, как дела.
– Прекрасно,– отвечал бедуин. – За две недели мой верблюд похудел на сорок фунтов.
Как-то раз один из братьев спросил игумена:
– Должны ли мы остерегаться даже пожилых женщин?
– Пожилые женщины,– отвечал старец,– как розовый куст. Розы опали, но шипы остались.
Один молодой человек желал поступить в монастырь Эннатон. Старец стал его расспрашивать, желая испытать, насколько серьезно тот решился оставить мир.
– Если бы у тебя было три золотые монеты, отдал бы ты их нищему?
– От всего сердца, отче!
– А три серебряных монеты?
– Охотно!
– А если бы у тебя было три медных монетки?
– Нет, отче.
– Почему же?– воскликнул старец в изумлении.
– Потому что у меня действительно есть три медных монетки.
Как известно, большинство египетских монахов были выходцами из крестьян. Однажды один из них пришел к старцу.
– Отче,– сказал он,– у меня возникли сомнения в истинности Евангелия.
– Как же они у тебя возникли?– спросил старец.
– Когда я читал Евангелие от Луки 14, 18. Там сказано, что один землевладелец, когда его приглашали на брачный пир, отказался, говоря: «Я купил землю, и мне нужно пойти, посмотреть ее».
– Ну, и что же?
– Не может быть, чтобы кто-то купил землю, не посмотрев ее заранее!
Рассказывают, что братьям Тимофею и Павлу в Скитской пустыне было поручено стричь монахов, и работы у них было много. Однажды к ним пришел старец, который десять лет до того не брился и не стригся. Брат Павел в этот день был несколько утомлен из-за долгого поста. В результате в конце стрижки и бритья у старца было три пореза: на подбородке, на щеке и на голове.
– Отче,– спросил его брат Павел,– ты у меня уже бывал?
– Нет, уверяю тебя,– отвечал старец. – Ухо мне отрезали разбойники в пустыне.