Что это было? У Марат появилось ощущение, что охранник просто дождался, пока служанка окажется вне досягаемости, и тоже ушел. Он что, приходил только из-за нее? Хотя раз со стороны охраны к нему претензий нет, значит его признали за своего, за Марат Станиславовича Костова. А это уже неплохо и дает кое-какие возможности.
- Постойте. - бросил охраннику в спину Марат.
Тот остановился и неспешно обернулся. Взгляд у него был уже скорее удивленный.
- Найдите мне Любу. - сказал Марат. И, подумав, добавил: - Пожалуйста.
К удивлению во взгляде охранника добавилось недоумение. Потом он видимо сделал для себя какой-то вывод и молча удалился. А Марат подумал, что если этот здоровяк не сказал, что Люба здесь больше не работает, значит есть шанс поговорить с человеком, которого он знает. И отправился в свою бывшую комнату.
В его прежнем убежище вроде оставалось всё по прежнему, но и всё было не так. Привычные вещи лежали не на своих местах, на столе конечно как и раньше бардак, но это был чужой бардак. Исчезли книги с полок. И самое страшное, исчезли фотографии мамы! Все! И со стены, и с полоки, и со стола.
Марат подошел к окну и приоткрыл его. Если его двойник будет возвращаться, то Марат обязательно это узнает, когда тяжелые катки машины будут слышны издалека. Потом парень направился к столу, пошевелил разбросанные в беспорядке журналы, бумаги, чеки, салфетки на нем. Ничего примечательного, кроме каких-то документов. Марат бегло пробежался по тексту — это были политические программы. Тут и догадываться не нужно было, чьё это, так как всё было понятно из заголовков на листках. «Значит эта сволочь активно лезет в папины дела. А папе это, наверное, очень нравится. Вот ведь натуральный паразит. Не только занял мое место, но еще и свои гнилые щупальца пустил везде.» - подумал Марат.
В дверь постучали. Марат снова ощутил укол короткого страха, но справившись с собой направился к двери и открыл. На пороге стоял тот самый охранник. Взглянув на Марата холодным взглядом, он протянул ему листок бумаги, а когда тот взял листок, так же молча развернулся и ушел.
«Что же вы меня так не любите и боитесь?» - подумал парень и взглянул на бумажку. На ней был только номер телефона. Похоже, что это следовало понимать как единственный способ связаться с Любой? Вот только коммуникатора у Марата не было.
Марат хлопнул себя по лбу! Ведь это совсем не так, когда-то у него был запасной комм. На всякий «пожарный», зарегистрированный на чужое имя. Ну была такая мода, иметь «левый» коммуникатор для звонков приватного характера. Марат настолько редко им пользовался, что успел даже забыть об этом! А когда-то были моменты, когда нужно было позвонить не со своего номера, который был навсегда привязан к его личности. Друзья неохотно давали свои коммуникаторы для таких звонков, ведь мало ли к каким последствиям это может привести. Номера коммуникаторов присваивались при достижении совершеннолетия каждому сознательному гражданину общества. Под сознательностью принято было считать желание иметь этот самый коммуникатор. Регистрация велась по удостоверению личности, и номер поменять было нельзя. Зато этот номер часто служил ключом доступа для каких-то сервисов, услуг, обеспечивая обратную связь с его владельцем. Но как бы не было удобно, всё же это был поводок, позволяющий если уж не контролировать, то точно отслеживать дела владельца. А какому молодому человеку захочется звонить со своего коммуникатора молодой жене статусного служителя закона, который легко может отследить принадлежность комма, если вдруг заподозрит свою половину в неверности. Вот и Марату не захотелось. Потом забава прошла, ветреная жена чиновника исчезла с горизонтов, «шпионско-приключенческий» роман был забыт, а «левый» комм заброшен. А куда заброшен?
Марат полез в шкаф, с неудовольствием отметив, что и вещи разложены не в том порядке, как он привык. Потом прошелся по полкам другого шкафа. Куда же он его засунул? Скорее всего, стоило посмотреть в длинной тумбе, в которую он забрасывал надоевшие когда-то игрушки — игровые и видеоприставки, шлемы виртуальной реальности, джойстики, стики и тому подобную электронную дребедень. Хоть Марат и не страдал педантичностью и перфекционизмом в обустройстве своей комнаты, но его бардак был рассортирован по направлениям: в одной куче игрушки, в другой литература, в третей шмотки и так далее. И логичным местом обитания комма была бы как раз свалка игрушек.
Его надежды скоро оправдались, и он все же откопал в куче электронных приборов тот, который ему был нужен — коммуникатор. Естественно, он был разряжен, но в этом же месте нашлось и зарядное устройство. Марат тут же воткнул его в сеть, рассудив, что в дальнейшем у него может и не быть возможности. И вернулся к тумбе, потому что его заинтересовал ещё один предмет, который ему раньше не принадлежал.
Это был серый пластиковый атташе-кейс с металлической ручкой. У Марат никогда такого не было, так что это точно не он сюда его запихнул и забыл. Не долго думая, парень вытащил кейс из под оборудования, положил на пол и попытался открыть. Но не тут-то было, кейс оказался заперт, клавиши замка не нажимались. Марат посмотрел по сторонам в поисках какого-нибудь плоского предмета, рассчитывая с его помощью подковырнуть замок. Но вдруг услышал характерный звук из окна. По аллее к дому ехал его «Гелендваген».
Марат схватил кейс под мышку, выдернул зарядное и сунул его вместе с коммуникатором в карман. Стараясь не выдавать суеты, но достаточно быстро он вышел из комнаты и пошел по коридору в сторону служебной лестницы. В доме все так же царила тишина, ни прислуги, ни охраны не было видно. По лестнице Марат спустился на первый этаж и встал у стены рядом с проемом входа на кухню, слегка выглянул. С этого места был хорошо видны двери, ведущие в хозблок и гаражный отсек. Ждать пришлось недолго, дверь, ведущая в гаражный отсек, распахнулась и из нее вышел молодой человек. Действительно, он был очень похож на того, кого Марат видел каждый день в зеркале. Только стильно одетый, в приталенном пиджаке, узких брюках. А не то убожество, которое Марат рассматривал в зеркале живя там, за МКАДом. Это было так необычно, видеть своего двойника. И так необычно ощущать, что это Марат должен был выглядеть вот так, с лоском, а этот мошенник сидеть в своей убогой квартире в своих ужасных шмотках. Сердце Марата застучало чаще, в ушах зашумело. Марат знал по себе, что это были признаки подступающей агрессии, закипающей злости. Как когда-то с тренером на ринге, когда тот начинал издеваться. Как перед пьяной дракой в клубе, которых не удавалось избежать. Это была именно та злость, которая приводила потом к нехорошим последствиям, когда говорили «сорвался и ударил» или «не удержался и послал». Хотелось окликнуть этого негодяя «Эй, Тимур!» и затем влепить в перекошенную от удивления и испуга рожу вот этим самым пластиковым кейсом, а потом запинать под стол этого мерзавца.