- Мы задерживаемся и вернемся только через два дня. Но подошел как раз тот момент, о котором мы говорили. Пора тебе уже серьезно поработать, а не просто на плакатах красоваться. Завтра отвези кейс куда договаривались. Тебя встретят. - отрывисто начитала она команды. Казалось, она могла бы и в военной части служить.
- Хорошо, я понял. - звук оборвался, разговор был окончен.
Тимур был готов прощать ей такой стиль общения из-за тех шансов, которые она открыла перед ним. Нужно было признать, что без ее участия его жизнь не изменилась бы, и он не находился бы сейчас в этом доме и в этом статусе. Да, она преследовала сугубо свои интересы, и Тимур был не совсем глуп, что бы не понять этого. Она просто заменила неудобного мальчишку на удобного мальчишку. Но от второго избавится с той же легкостью, с коей простилась и с первым. Поэтому стоило быть осторожным и не допускать ошибок, что бы и дальше оставаться возле неё. Наверное и её муж, этот псевдоотец находился под её колпаком. Или каблуком. И она так же вертела им как на работе, так и дома.
Что бы не погружаться в эти тягостные раздумья и не накручивать себе плохое настроение, Тимур подошел к прикроватной тумбочке, выдвинул ящик и достал серебряную фляжку. Глотнув обжигающего джина он дождался, пока рой мыслей поутихнет, в голове всё уляжется и настроение вернется на прежнюю волну. Чем меньше мыслей — тем меньше проблем, убеждал он себя. За руль сегодня уже было не нужно, да если честно пару глотков горячительного не останавливали его от покатушек на машине. Он так понял, что предыдущий владелец этой личности, комнаты и машины вообще этим не гнушался и гонял пьяный по городу. И зачем же тогда отказываться от этой чужой привычки, если это так весело.
Правда, он узнал от Тамары одну странную историю, случившуюся недавно с этим самым Маратом. Оказывается, у него был какой-то враг из гвардейцев, который хотел ему отомстить за смерть своего друга. Вроде кто-то когда-то покончил жизнь самоубийством, и теперь некий силовик хочет за это отомстить почему-то Марату. Неприятный сюрприз для Тимура, но вроде как эта проблема была улажена, как сказала Тамара. Подробностей Тимур не знал, но и этого хватило, что бы взять за привычку не нарываться на носителей формы и, соответственно, не лихачить под алкоголем. Ему и в прежней жизни хватило проверок, обходов, ударов по почкам и периодических платежей этим самым гвардейцам за возможность спокойной жизни. Тут конечно своя атмосфера, и гвардейцы относятся к жителям центра весьма почтительно, даже подобострастно. Но как раз свою-то привычку не так уж и просто вытравить, проще перенимать чужие.
Еще глоток из фляжки, и эти мысли тоже отправились в архив. Тимур завалился на кровать, нашарил на тумбочке какой-то журнал, скомандовал телевизору включить «что-нибудь интересное», и в скором времени даже не раздевшись уснул под бубнёж с экрана.
Проснулся он достаточно рано, быстро принял душ, нашел новый комплект модной одежды и спустился на завтрак, который уже стоял на столе. Эти богатеи питались исключительно настоящими продуктами! Никаких пальмовых жиров, которые составляли, наверное, основу пищи там за МКАДом, никаких усилителей, красителей и тому подобное. Нет, ему не приносили этикетки от продуктов за стол, что бы он убедился в натуральности продуктов. Он просто видел эти этикетки в магазинах, когда по первому времени сходил туда как на экскурсию. А потом просто привык питаться вкусно и красиво. Да, еда должна быть красивой, а не эти серые макароны как раньше. Серые макароны, серый рис, серая колбаса, серая туалетная бумага. Вот тогда он не задумывался об этом жил как получалось, а сейчас его постигла глубочайшая мысль: всё серое сделано из одного сырья! Что колбаса, что бумага. А потом серые люди строят серые дома.
Завтракал он иногда вместе с Тамарой и её мужем, но чаще Тимур предпочитал есть один. Он так и не привык называть Костова отцом или папой, хотя Тамара и требовала этого. Через силу можно было себя заставить, а вот постоянно это делать Тимур избегал. Поэтому и завтракал один. А обедал и ужинал обычно где-нибудь в ресторане. Свое отсутствие он обычно объяснял занятостью на учебе или работе референтом, на что псевдоотец благосклонно кивал, а Тамара ободряюще улыбалась в его присутствии. Семья, если этот общий театр можно было так назвать, была довольна им и не обижалась на редкость встреч.
С удовольствием проглотив всё, что стояло на столе, Тимур резво поскакал снова в свою комнату. Задание нужно было выполнить не откладывая. Он распахнул тумбу, куда недавно убирал кейс, и сначала ничего не понял. Кейса не было. Тимур пошевелил гаджеты и провода, торчащие из них, потом начал вытаскивать, потом уже выкидывать, и в конце просто сгреб с полки всю кучу на пол. Потом выгреб и с нижней полки тоже. Распинал аппаратуру по комнате. Кейса не было.
Тимура пробил холодный пот. Кто-то из прислуги или охраны украл чемоданчик. Тот, кто открыл окно. Но даже если ты знаешь, что это сделал кто-то из находящихся в доме, то не так быстро получится вычислить вора, если все начнут отпираться. Это Тимур тоже хорошо помнил: не пойман — не вор. Найти чемодан наверняка не получится — дом огромный. Заставить признаться — это надо еще постараться: служанки не сознаются, раз набрались смелости украсть, а охрана просто не боится. Останется вызывать только гвардейцев. Но Тамара сказала передать чемодан, а он пока будет его искать провалит задание. Все эти мысли за секунду пронеслись у него в голове, складывая весьма удручающую картину. Зарычав, Марат бросился вниз.
Забежав в комнату охраны он с порога крикнул здоровенному парню, сидящему за пультом:
- Через три минуты всех собрать в коридоре. И прислугу, и охрану.
И выбегая услышал лениво-насмешливый голос охранника:
- А садовника?
- И садовника, твою мать! - заорал Тимур. Этот бугай еще смел над ним издеваться!
Следующие три минуты он нервно расхаживал в холле у парадного входа. Десять шагов туда, десять обратно. Прислуга потихоньку собиралась, и если служанки жались к стенам и нервничали, то охранники спокойно стояли скрестив руки на груди. Их этому учат что ли, так стоять и нервировать хозяев? Последним пришел садовник. Тимур почти никого не знал по имени. Он обратился сразу ко всем: