Значит, теперь такое называется открытиями года. «Вобщем»! И ведь пишет, наверняка, человек с каким ни на есть высшим образованием… Ну, ладно, бог с ним, с образованием, но он, что же, книжек не читает, а только пишет? И за такое, значит, теперь платят… Ладно. Этак и я могу. И даже гораздо лучше. Где-то тут у меня лежало…
Задумчиво оглядев расползшуюся по полу груду старых, добротных томов, Петяша нагнулся, не вставая со стула, выдернул из середины кучи солидный коричневый томик Фейхтвангера.
Ага! Что надо…
Раскрыв том на нужной странице, он пристроил его так, чтобы одновременно заглядывать в книгу и печатать, создал новый файл, на секунду задумался и отстучал на клавиатуре название: СТАРАЯ ПЕСНЯ.
Отступил пару строчек…
Прошло около девяноста лет со дня смерти Пророка, и созданное целианами государство сделалось мировой державой, и земли его вольготно раскинулись от рубежей Гинда через Рувию и Калахию вдоль берегов Лазурного моря до самого Безбрежного океана…
На миг оторвавшись от клавиатуры, Петяша перечел фразу.
Во-о-от! Вот это — будет читателям «эпическая фэнтези»! Характеры, как все яркое, просты, размах событий широк, и даже атрибутика вся подходящая — средневековье же. Только надо бы глоссарий составить и что-то вроде карты, а то запутаться недолго и забыть, что во что переназвал.
Настроение несколько улучшилось: таким-то образом романы можно печь, как блины! Правда, неплохо бы подалее держаться от оригинального текста, иначе выходит слишком прозрачно. Конечно, за падло как-то чужое переписывать, хоть и делают это нынче сплошь и рядом, и в плагиате ни одна собака не уличит… Но — ладно. Для-ради заработать — попробуем.
Тревога отступила, отодвинулась куда-то в глубину сознания, уступив место на его поверхности легкой прозрачной меланхолии — именно в таком состоянии Петяше обыкновенно работалось лучше всего. Однако через некоторое время в голову начали лезть какие-то ненужные, вовсе не относящиеся к работе мысли.
А куда это Елка в последние дни шастает? И молчит целыми днями… Странно; не водилось за ней такого прежде.
— Катькин!
Из кухни, еще в самом начале тройственной совместной жизни переоборудованной дамами под «женскую половину», послышались шаги.
— Чего надумал?
Катерина последнее время какая-то невеселая…
— Елка утром не говорила, куда отправилась?
Личико Кати сделалось еще мрачнее прежнего.
— Все Елка да Елка… — с наигранной (хотя вернее сказать, пожалуй, «заряженной некоторой долей наигрыша») сварливостью забрюзжала она. — Если не работа, так Елка… А вот я тебя сейчас!..
С этими словами она вдруг резко дернула Петяшин стул на середину комнаты и, прыгнув к Петяше на колени, крепко обняла его.
— Мое! — сообщила она, запуская руку в непомерно растянутый ворот Петяшиной «домашней» футболки.
— А кто бы спорил… — не слишком весело усмехнулся Петяша.
— Ну, раз никто не спорит, слушай. Елка, по-моему, уйдет от нас скоро.
Слова Катины звучали как-то так… Точно определить одним словом ее тон Петяша, пожалуй, не смог бы, однако присутствовала в Катином тоне такая неслыханная доселе серьезность, такое тонкое, доскональное знание обстановки, что Петяше сделалось жутковато.
— А что стряслось? Вроде бы, так хорошо все было… — растерянно пролепетал он.
Катя сморщила носик.
— Хорошо-то, хорошо… Только, как бы это сказать, мироощущение ее такой ломки не выдерживает.
Ну и новости…
Петяша не знал, что и думать — все вдруг перемешалось в голове. Вдобавок, и Катерина раньше никогда не говорила в таком серьезном, «взрослом» тоне. Вообще, никак не выказывала подобной «умудренности жизнью»…
— Это ты о том, что мы втроем живем вот так?.. — спросил он, от растерянности утратив солидную толику способности ясно выражать мысли. — Что ей такие отношения на самом деле никакого удовольствия не доставляют?