Петяша слушал Туза, не перебивая. То, что излагал рыжий уродливый карлик, было, пожалуй, логично.
Однако…
— Не слыхал я, однако, чтобы информация могла вот так на носители влиять, — усомнился он вслух. — Вот эти самые портсигар, фляжка… Они — информация или носители? Откуда они получились?
— От верблюда, — буркнул раздосадованный тупостью собеседника Колченогий. — Они — носители, на которые я записал определенную информацию. Как ты, допустим, можешь засунуть бумагу в принтер и рассказец свой на ней распечатать. Или, скажем, на дискету скопировать файл с рассказом. Дошло?
— Ладно, — после некоторой заминки отвечал Петяша. — Механику этой записи я все равно наверняка не пойму. Особенно, если вспомнить, что файл-то с текстом внешнего облика дискетки уловимо для глаз не меняет… Ну да хрен с ним. Будем считать, что я на этом успокоился. Хот-тя… Все — на самом деле так? А то я во всяких критических массах не шибко… не технарь…
— Нет. Не так. Но ты же сам просил объяснить попонятнее, — ехидно отвечал Туз Колченогий. — Вот и получи-себе аллегорию, причем, невероятно грубую!
— Ну, если аллегория, то, безусловно, съест… — мстительно процитировал Петяша. — Хорошо. Значица, будем для ясности и дальше той же аллегорией пользоваться. Теперь скажи: отчего ты все же вернулся? Неужто — из чувства благодарности? Вполне ведь мог про меня забыть, и я бы даже не сильно обижался… Значит, следующий вопрос в окончательном виде таков: чего тебе, такому вот всему из себя обладающему свободой воли, способностью к обучению и прочему животноводству сгустку чистой информации, от меня, ничтожного и серого человечишки, каких вокруг — на рупь-двадцать пучок дают, нужно?
Во взгляде Туза Колченогого появилось нечто новое. Как бы даже не тревога мелькнула в крошечных свинячьих глазках существа из чистой информации, которому он, Петяша, наверняка бы не смог ничем повредить!
Чего это он… «из воды выпрыгивает»?
— А в благодарность ты, значит, так уж и не веришь? — Колченогий отвел взгляд, сделав вид, будто заинтересован чем-то, происходящим за окном. — А згя, батенька, згя. Если б не ты, так бы я и сидел в той бутылке, а это, надо заметить… агхискучное вгемяпговождение.
Поразмыслив, Петяша решил, что гость темнит — и, ради пущей чернухи, еще картавит, подлый, под Ленина из анекдотов! — но настаивать на этом пока не стал.
— Хорошо. Так и запишем: ты мне по гроб жизни благодарен и к любым услугам потому готов. Тогда ответь: чем ты можешь быть мне полезен? Может, прошлое досконально знаешь? Или будущее способен предсказывать? Или, может, храни мя Будда Амида, три самых заветных желания выполнишь?
— Насчет желаний ты губу-то не раскатывай, — сердито отвечал Колченогий. — Поглядим еще, как говорится, на твое поведение. А остальное… Прошлое — пожалуйста. Будущее — извини. Откуда мне его знать, если оно и для меня в будущем? Что я еще могу… Вообще-то я всю жизнь специализировался на развлечениях и роскоши. Это я изобрел, например, моды, химию, азартные игры и компьютеры со всей этой вашей электронно-игровой индустрией. Долгоиграющая, доложу тебе, забава; все равно, что выращивать бонсаи… Все разнообразие вариантов любовных влечений и союзов также придумано мной. Кстати, твой случай — классический образец одного из первых моих упражнений, х-хе… Еще — комедию изобрел, танцы, музыку, карусели…
— А на кой хер тебе это все в человеческий быт внедрять занадобилось? — перебил Петяша, страшно не любивший каруселей, и как раз, в основном, за громкую идиотскую музыку, которая непременно сопровождает катание на оных. Да и замечание о стандартности его чувств, надо сказать, задело за живое…
Да и вообще — нечего этому уроду тут шибко-то духариться!
— А так. Чтобы было. Ладно, не суть. Спрашивай про важное, а то мне скоро пора.
О чем же таком еще спросить?
Пока он не хочет сказать, что ему от меня нужно, просить ни о чем не стоит, решил Петяша. А вот тон сменить не лишне; авось, он от смены стиля общения что-нибудь да выболтает.
— Слушай… Я тут, конечно, зря на тебя бочку катил… От неожиданности просто. Но почему ты, если вправду много чего можешь, это терпел? — почтительно осведомился Петяша. — Мог бы хоть силу показать. Превратил бы, к примеру, во что-нибудь мерзкое; в сказках ведь так полагается? А потом — обратно… Для назидания.
Колченогий снова сделал вид, что внимательно любуется заоконным пейзажем.
— Может, и превращу еще, — со знакомой уже сварливостью ответил он. — А вообще, я же знал, что ты и сам об этом после пожалеешь… Уж настолько-то я в вас, носителях, разбираюсь. Ладно, мне пора, счастливо тебе оставаться. Я еще загляну. В свое время.