Майор Клячкин объявил, что приценивается к «Волге». Геолог Фащевский застенчиво заметил, что «Вольво», наверное, лучше.
Наконец на экране появился Влад Якунщиков.
— Добрый вечер, друзья! Добрый вечер! Эдуард Витальевич! Вы, я вижу, приоделись! Естественно, вы-то можете себе это позволить на вашем счету уже двести семьдесят две тысячи американских долларов!
Кадр сменился: на экране возник Эдуард Витальевич, чинно восседавший в первом ряду, на местах для почетных гостей. К этой передаче он отчего-то сменил своеобычный дикой расцветки свитерок на мешковатый, но при том слишком короткий для его роста тускло-малиновый пиджак, ярко-черные, точно новая флотская шинель, брюки, собравшиеся над башмаками в гармошку, и розово-голубую полосатую сорочку с зеленым галстуком.
— Ну, это… — Эдуард Витальевич смущенно ухмыльнулся. — Когда собираешься жениться, так надо ж выглядеть…
— Как-как?! — Ведущий широко развел руками. — Жениться!? Как вам это нравится, господа?! И, может быть, ваша избранница — чисто случайно — сейчас находится в студии?!
Пока Ксения Семеновна поднималась на подиум, Эдуард Витальевич объяснял:
— … ну, она и говорит: Эдик, на тебя теперь столько народу смотрит; надо бы хоть малость причепуриться… поприличнее чтобы, вот.
— «Причепуриться»… Как точен наш народ в выборе лексики… — прокомментировал наряд Эдуарда Витальевича филолог Лунин.
Далее, как обычно, пошла реклама, сменившаяся обычной торжественной процедурой отпирания дверей и вскрытия конверта. Наконец Влад Якунщиков запустил в конверт руку.
— Итак… после смерти Александра Македонского на Востоке была основана так называемая Новоперсидская правящая династия. Принадлежавших к этой династии правителей насчитывалось двадцать восемь. Итак, Эдуард Витальевич, через двадцать секунд вы — за тридцать четыре тысячи долларов, исключительно для разминки (смех в зале) назовете нам их!
Оркестр в студии заиграл.
— Давайте! — скомандовал Николай Иванович.
— Артаксеркс Первый, — забормотал доцент Макаров с истфака, загибая пальцы. — Сапор, Гормисдас, Варахан, Нарсес…
— Артаксеркс Первый, — повторил Николай Иванович.
Музыка смолкла.
— Ваш ответ, Эдуард Витальевич! — потребовал Влад Якунщиков.
— Как убедительно волнуется, а? — прокомментировал Лунин. — Арти-ист…
— Ну-с, кто же был первым? — поторопил ведущий.
Эдуард Витальевич молчал.
— Артаксеркс Первый! — прорычал Николай Иванович, приблизив лицо едва не вплотную к экрану телевизора, словно это могло помочь Эдуарду Витальевичу услышать его.
— Что-то не так, — озабоченно сказал Бабаков-Подольский. — Он вас не слышит, коллега! Может быть, что-то не в порядке?
— Да что тут может быть не в порядке?! — заорал Николай Иванович. — АРТАКСЕРКС ПЕРВЫЙ!!!
Внезапно Эдуард Витальевич ахнул и с маху прижал ладонь к губам.
И тут Николай Иванович понял…
— А-а!!! — раненым зверем застонал он. — Эта клятая баба! Она, в довершение к новому костюму, заставила его заказать новый протез!!!
— Hubris… — пролепетал профессор Константинов. По щекам его медленно ползли прозрачные старческие слезы. — Кого боги хотят уничтожить…
Оттарабанив на клавиатуре последнее многоточие, Петяша удовлетворенно откинулся на спинку стула и закурил. Первая же затяжка вышла неимоверно мерзкой на вкус, точно сигара вместо прекрасного табачного листа была скручена из старого, прокисшего войлока. Закружилась голова, перед глазами поплыли радужные круги. Да что ж за притча… неужели придется сдаваться врачам?
Обвиснув на стуле, Петяша посидел некоторое время неподвижно и мало-помалу пришел в себя. В голову пришла бредовая мысль: уж не связаны ли эти странные недомогания с новым рассказом? Да нет же, ерунда, не бывает такого. Конечно, вокруг за последнее время произошло уже достаточно такого, чего не бывает на свете, но именно это и подтверждает, что нежданно образовавшаяся в организме немощь с рассказом никак не связана. Сколько ж, в самом-то деле, чудес может произойти с одним человеком почти в одно и то же время? Ну, одно, много — два. Нет, рассказ тут, определенно ни при чем. Просто совпадение. Иначе — это было бы уж слишком.
Ну что ж, рассказ вышел неплох. Но, если честно, это же не его рассказ! Он просто изложил по-своему сюжет Авраама Дэвидсона. Наверное, потому все и двигалось лучше некуда. А вот с романом — как теперь и что?