Следователь: Кто говорит, что в трагедии повинен Кобенков?
Карелина: Так говорят все наши портовские.
Следователь: В чем конкретно представляется им вина Кобенкова?
Карелина: В том, что он бросил людей в тайге. Но я не могу в это поверить. Тут какая-то ошибка. Анатолий не мог сознательно бросить людей. Он не способен на подлость и тем более на преступление.
Следователь: Вы сказали, что Читашвили «просил» Кобенкова вернуться вечером в порт. Разве на вашем авиапредприятии пилоты сами решают, куда им лететь и когда возвращаться?
Карелина: Нет, сами они таких вопросов не решают. Но при внетрассовых полетах в неразведанных районах очень часто нельзя предсказать заранее, когда вертолет прилетит из тайги. Пилот может задержаться на загрузке, выгрузке, на подборе площадки с воздуха, может пережидать грозовой фронт и так далее. При внетрассовых полетах от экипажа зависит очень многое. Опытные летчики часто выполняют гораздо больший объем работы, чем это оговорено в заявке клиента. Анатолий, например, очень часто выручал таким образом Читашвили.
Следователь: В каких отношениях находитесь вы с Кобенковым?
Карелина: Раньше мы встречались с Анатолием. Но как раз в тот день, 10 октября, когда Анатолий с милицией на борту вылетел в Итья-Ах, вечерним рейсом прилетела его жена на Як-40.
Следователь: Не это ли обстоятельство связано с тем сообщением, которое хотел сделать Кобенков?
Карелина: Да. Он мне об этом и сказал.
Следователь: После того, как вышел Читашвили?
Карелина: Нет. Они вышли вместе. Анатолий и сказал об этом Читашвили, но я поняла, что сказано для меня.
Следователь: Расскажите подробнее, как протекал между ними разговор на эту тему.
Карелина: Когда Читашвили стал уговаривать Анатолия, чтобы тот обязательно вернулся вечером в порт, Анатолий сказал, что ему самому нужно вернуться, так как вечером прилетает его жена с ребенком.
Следователь: Значит, у Кобенкова, помимо просьбы Читашвили, была еще и личная причина вернуться вечером в порт?
Карелина: Нет. Я считаю, что он торопился в порт потому, что хотел помочь партии Читашвили. О своей личной причине он сказал только для меня.
Следователь: Когда вы в последний раз встречались с Кобенковым во внеслужебной обстановке?
Карелина: В последний раз он ушел от меня утром 10 октября.
Следователь: То есть в тот день, когда он вылетел с милицией на сплавучасток?
Карелина: Да.
Следователь: И в тот же день вечером прилетела его жена?
Карелина: Да.
Следователь: Зачем же понадобилось Кобенкову столь сложным способом информировать вас о приезде жены, если он мог вам сказать об этом утром, когда уходил от вас?
Карелина: Утром он сам еще об этом не знал. Накануне он сразу после работы пришел ко мне, а телеграмму от жены поздно вечером принесли к нему на квартиру. Утром телеграмму принес на работу его сосед командир звена Вахрушев.
Следователь: Присутствовал ли кто-нибудь, кроме вас, при разговоре Кобенкова и Читашвили?
Карелина: Нет. Только под самый конец зашел экспедитор Молоков.
Следователь: Не припомните ли, о чем именно говорили Кобенков и Читашвили, когда вошел Молоков?
Карелина: Только поймите это правильно. Когда вошел Молоков, Читашвили сказал, что если Анатолий вернется вечером в порт, то Читашвили отдаст ему бутылку какого-то французского коньяка. Только это была шутка. Командир Ми-4 зарабатывает достаточно, чтобы не ставить себя в зависимость от бутылки. Этого даже предположить невозможно. Я потому сразу и не сказала об этом коньяке, что боялась: неправильно будет понято. Молоков, вероятно, так и понял. Но это шутка.
Следователь: Не знаете ли вы, отдал ли Читашвили коньяк Кобенкову, хотя бы в шутку?
Карелина: Не знаю.