Противный дождь и не думал прекращаться. Он сразу обволок девушку сыростью, щедро набросал бисеринки влаги на волосы и мелкими прозрачными каплями стал цепляться за ворсистую поверхность пальто. Оксана медленно побрела по тротуару и даже не заметила, как угодила в лужу. Ноги в тоненьких замшевых сапожках мгновенно промокли. «Ко всему прочему еще и сапоги испортила», — апатично подумала она и тут же, не заметив, забрела в новую лужу. В сапогах противно захлюпала вода, но ей было все равно.
Народу на остановке не осталось. Оксана видела, как подъехал автобус и забрал толпившихся людей. Она могла спокойно успеть добежать, водитель смотрел в ее сторону и даже призывно махнул рукой, но она отвернулась, словно и вовсе никуда не спешила. Водитель недоуменно посмотрел в ее сторону, он уже давно ездил по этому маршруту, постоянных пассажиров запомнил, и даже на минуту больше положенного продержал двери автобуса открытыми, но она, сделав пару шагов, демонстративно остановилась. Автобус несколько раз чихнул, потом, переваливаясь с боку на бок и кряхтя, как старая бабка, медленно укатил. Только тогда Оксана сдвинулась с места, медленно добрела до скамейки, села и, склонив голову на сцепленные руки, задумалась. Она сидела съежившись, уперев локти в лежащую на коленках сумку, и напоминала намокшую печальную птицу, врасплох застигнутую ненастьем.
Пронесшаяся мимо машина окатила девушку целым фонтаном брызг и, резко затормозив, сдала обратно. Светлое, цвета топленого молока пальто мгновенно покрылось черно-серыми разводами и капельками грязи. Еще вчера Оксана расстроилась бы, рассердилась, а сегодня только вытерла ладонью лицо и снова уткнулась подбородком в сцепленные руки. Иномарка медленно подъехала к девушке задним ходом. Дверца открылась, из-за нее показалось лицо водителя.
— Оксана, что случилось? На тебе лица нет!
Она вяло перевела взгляд на говорившего мужчину:
— Под слоем грязи исчезло.
— Прости, пожалуйста. Слишком резко затормозил, когда увидел тебя. Быстро садись в машину, ты же заболеешь, сидишь под дождем, вся мокрая. В машине переоденься в мою куртку, а пальто отвезем в химчистку, завтра будет как новое.
— Спасибо, не стоит беспокоиться, я на автобусе доеду, — апатично отказалась Оксана. Ей не хотелось посвящать никого в свою проблему, тем более Михаила Алексеевича, Валериного отца.
— Какие глупости ты говоришь! — делано рассердился мужчина. — Быстро залезай. Не дай бог, оставлю тебя здесь мокнуть, потом сам от угрызений совести скончаюсь. Ты же не хочешь моей смерти?
— Нет, — улыбнулась уголками губ Оксана, — только мне хочется побыть одной. Поэтому я лучше на автобусе.
— Нет, какая упрямая.
Мужчина вышел из автомобиля, взял Оксану за руку и проводил к машине.
— У меня замечательная идея: отвозим твое пальто в химчистку, потом едем к нам, и ты рассказываешь все, что у тебя приключилось. Небось с моим оболтусом поссорилась и не хочешь домой.
Оксана смущенно пролепетала:
— Нет, мы не ссорились.
— Прекрасно, но пальто мы отвезем.
— Оксана, иди в душ, сделай воду погорячее. А я пока твое пальтецо в химчистку закину, — сразу распорядился свекор, едва они переступили порог квартиры. Он не стал слушать ее возражений, помог снять пальто и решительно подтолкнул в сторону ванной. — Не стесняйся, меня минимум полчаса не будет, — ободрил он Оксану и, сунув свернутое пальто в большой шуршащий пакет, вышел. Оксана услышала, как хлопнули створки лифта и он зашумел, опускаясь вниз.
Только встав под горячие струи воды, Оксана ощутила, как замерзла. Михаил Алексеевич не ошибся: после горячего душа она почувствовала себя гораздо лучше. Свекор вернулся довольно быстро. Оксана только успела высушить волосы и пройти в гостиную. Он с ходу заставил ее выпить небольшую рюмочку коньяку, чтобы задушить простуду. «Иначе она начнет душить тебя», — сказал он, улыбаясь и настойчиво поднося рюмку с маслянистой жидкостью к Оксаниным губам. Оксана послушно выпила, заела обжигающий напиток шоколадом и почувствовала, как внутреннее напряжение немного ее отпустило. Из динамиков музыкального центра еле слышно лилась классическая музыка, неяркий мягкий свет торшера рассеивал темноту небольшим желтым пятном. За пределами освещенного круга сумерки понемногу заполняли комнату, сгущаясь по углам неясными тенями.
— Кофе или чай? — предложил свекор. На стеклянном сервировочном столике рядом с пузатой матовой бутылкой коньяку стоял и вскипевший чайник «тефаль», квадратная банка кофе, деревянная коробочка с заварочными пакетами и приземистая розетка с вареньем. В плетеной корзинке лежало ее любимое печенье — бакинское курабье, на хрупкой фарфоровой тарелке — несколько бутербродов с ветчиной.