Остались только взгорья,Ковыль да синь-туман,Меж тем как редкоборьемНад лебедем-ЕгорьемОрлит аэроплан.
«На припеке цветик алый…»
На припеке цветик алыйОбезлиствел и поблек —Свет-детина разудалыйОт зазнобушки далек.
Он взвился бы буйной птицейЦепи-вороги крепки,Из темницы до светлицыПеревалы далеки.
Призапала к милой стежка,Буреломом залегла.За окованным окошком —Колокольная игла.
Все дозоры да запоры,Каземат – глухой капкан…Где вы, косы – темны боры,Заряница – сарафан?
В белоструганой светелкеКто призарился на вас,На фату хрущата шелка,На узорный канифас?
Заручился кто от любыСкатным клятвенным кольцом:Волос – зарь, малина – губы,В цвет черемухи лицом?..
Захолонула утроба,Кровь, как цепи, тяжела…Помяни, душа-зазноба,Друга – сизого орла!
Без ножа ему неволяКольца срезала кудрей,Чтоб раздольней стало поле,Песня-вихорь удалей.
Чтоб напева ветрововаНе забыл крещеный край…Не шуми ты, мать-дуброва,Думу думать не мешай!
«На часах у стен тюремных…»
На часах у стен тюремных,У окованных ворот,Скучно в думах неизбежныхНочь унылая идет.Вдалеке волшебный город,Весь сияющий в огнях,Здесь же плит гранитных холодДа засовы на дверях.Острый месяц в тучах тонет,Как обломок палаша;В каждом камне, мнится, стонетЗаключенная душа.Стонут, бьются души в узахВ безучастной тишине.Все в рабочих синих блузах,Земляки по крови мне.Закипает в сердце глухоЯд пережитых обид…Мать родимая старуха,Мнится, в сумраке стоит,К ранцу жалостно и тупоПрипадает головой…Одиночки, как уступы,Громоздятся надо мной.Словно глаз лукаво-грубый,За спиной блестит ружье,И не знаю я – кому быГоре высказать свое.Жизнь безвинно-молодуюЗагубить в расцвете жаль, —Неотступно песню злуюЗа спиною шепчет сталь.Шелестит зловеще дуло:«Не корись лихой судьбе.На исходе караулаВ сердце выстрели себеИ умри безумно молод,Тяготенье кончи дней…»За тюрьмой волшебный городСветит тысячью огней.И огни, как бриллианты,Блесток радужных поток…Бьют унылые курантыЧереды унылой срок.
«Не верьте, что бесы крылаты…»
Не верьте, что бесы крылаты, —У них, как у рыбы, пузырь,Им любы глухие закатыИ моря полночная ширь.
Они за ладьею акулой,Прожорливым спрутом, плывут;Утесов подводные скулы —Геенскому духу приют.
Есть бесы молчанья, улыбки,Дверного засова и сна…В гробу и в младенческой зыбкеБурлит огневая волна.
В кукушке и в песенке пряхиНыряют стада бесенят.Старушьи, костлявые страхи —Порука, что близится ад.
О горы, на нас упадите,Ущелья, окутайте нас!На тле, на воловьем копытеНачертан громовый рассказ.
За брашном, за нищенским кусомРогатые тени встают…Кому же воскрылья с убрусомЗакатные ангелы ткут?
«Не жди зари, она погасла…»
«Не жди зари, она погаслаКак в мавзолейной тишинеЛампада чадная без масла…» —Могильный демон шепчет мне.
Душа смежает робко крылья,Недоуменно смущена,Пред духом мрака и насильяМятется трепетно она.
И демон сумрака кровавыйТрубит победу в смертный рог.Смутился кубок брачной славы,И пуст украшенный чертог.
Рассвета луч не обагрянитВино в бокалах круговых,Пока из мертвых не восстанетГробнице преданный Жених.
Пока же камень не отваленИ стража тело стережет,Душа безмовие развалин,Чертога брачного поет.
«Недозрелую калинушку…»
Недозрелую калинушкуНе ломают и не рвут, —Недорощена детинушкуВо солдаты не берут.
Придорожну скатну ягодуТопчут конник, пешеход, —По двадцатой красной осениПарня гонят во поход.
Раскудрявьтесь, кудри-вихори,Брови – черные стрижи,Ты, размыкушка-гармоника,Про судину расскажи: