— У тебя тут я не в первый раз, а вот у старца не бывал еще.
— Добро, коли так. Дам я в проводники тебе инока Досифея. Он к Нилу скорые тропки знает, да и там поможет… Старец Нил-человек строгих правил. Не всякого к себе пустит. Но ты, думаю, зря не сходишь.
— Благодарствую, владыка… Пойду со старшим сыном Феодосием.
— С Богом. Благословляю тебя и твоего чада сходить к старцу Нилу. Получить благословение от него — великое благо. Сие означает укрепление во всяком деле.
— Спаси, Господи. А еще глядел я сейчас владыку Спиридона, да что-то не увидел.
— Ушел он в Кириллов монастырь к старцу Гурию, да к отцу Вассиану для беседы.
— Побеседовать с владыкой и мне бы надо… Встретился нам в дороге сюда человек один, странник. Тоже к Нилу идет и к старцам кирилловским Укрепиться вере хочет. Так он сказывал, что на Москве ныне опять еретики смущают народ православный.
— Ведаю о том. Владыка Геннадий Новгородский грамоту прислал о новых еретиках. Спиридон и пошел к старцам. Вот вернется, тогда обо всем и потолкуем.
— Прослышал я, что он и нашим ремеслом владеет. Хочу просить его о помощи. Работы много, а дней до Рождества маловато осталось.
— Спиридон поможет. Мы ним толковали о сем… К твоим же чадам я иноков приставлю на послушание краски тереть. Так ли я мыслю?
— Спаси, Господи, владыка. Все так.
— Ну, тогда с Богом, — встал с лавки Иоасаф.
3
Едва заметная тропка, поросшая травой и угадываемая только лишь иноком Досифеем, петляет то по низкой и мокрой луговине, то поднимается на песчаный взгорок с молодыми сосенками, то ныряет во влажную тень лиственного леса.
Всю дорогу от Ферапонтовской обители путники шли молча и почти не останавливаясь. Лишь когда тропа вывела их на широкую опушку небольшого соснового бора, откуда стали видны вдруг все окрестные дали, Досифей остановился и, перекрестившись, произнес:
— Слава тебе, Господи… Вон за тем лесом… Передохнем маленько. Теперь уже скоро.
И Досифей первым сел прямо на землю.
— Дремучая тропа, — сказал Дионисий, присаживаясь рядом. — Видно мало сюда людей ходит.
— Мы шли по нашим тропам, а в скит к старцу Нилу обычаем ходят из Кириллова монастыря. Я там тоже хаживал. Там дорога торнее.
— Много ходят?
— Больше по праздникам. Помолиться у них в скиту. Да недужных привозят. А так братия там живет строго. Одиноко…
— Слышал и я, что у старца Нила правила строгие.
— Отец Нил сам и устав писал. Ведь он даже на Святой горе Афонской побывал и все познал, всю жизнь тамошнюю иноческую. Ныне такого строгого жительства нигде больше на Руси нет. Только тут, у старца Нила.
— Строже, чем в монастыре?
— Строже… Живет братия в безмолвии по кельям. Вместе только в своей церкви собираются на всенощное бдение по воскресениям, да по большим праздникам. А так безмолвствуют, книги переписывают.
— Книги?
— Да… Старец книги с Афона принес, из Царьграда, с Москвы. В Кириллове монастыре тоже книг много. Старец Нил в пустынь свою неграмотного человека не возьмет. Вот и переписывают, трудятся. Тем и живут.
— Сказывали мне, что в церкви у них не украшено.
— Отец Нил даже даров не берет. Украшения в церкви и в одеждах у них почитается за грех. Едят и пьют тоже мало. Живут молитвою, — сказывал Досифей и поднялся. — Пошли с Богом.
Тропа опять завела путников в лес, и они снова шли по ней молча до тех пор, пока среди деревьев не появился просвет и они очутились на краю дремучей чащи.
— Ну, вот и пришли, слава Богу, — остановился, перекрестившись, Досифей.
Перед взором путников открылась большая поляна. За нею виднелась речушка, на берегу которой за жердяной оградой они увидели деревянную церквушку. Вокруг нее по всей поляне были разбросаны избушки-кельи.
— И церковь и кельи стоят на холмах каких-то. Отчего так? — спросил Досифея Феодосий.
— Место тут низкое, мокрое. Под церковь и под кельи землю таскали в коробьях, — пояснил Досифей.
— А старца Нила которая келья?
— Вон там, — показал рукой инок, — у излучины Соры у них меленка стоит. Видишь?
— Вижу, — кивнул Феодосий.
— Вот за ней, в сторонке у самого леса и есть келья Нила.
Подойдя к пряслу, Досифей с Феодосием отодвинули верхние жерди и все перелезли через ограду.
Тишина кругом была поразительна. Не слышалось ни человеческого голоса, ни лая собаки, ни крика птицы, хотя путники стояли, казалось, среди большого поселения, сейчас будто вымершего.
— Пойду в сторожку, — сказал Досифей спутникам. — У них тут в сторожах мирянин Игнат, который часы уставляет, печи топит, по кельям ходит. Он и старцу о нас скажет.