— За нарушения, — сказал он.
— Да ладно! Ну, а за какие конкретно? Наверное, за незаконное проникновение…
— Нет, сталкеров штрафуют по административке. Разве только они не прихватят что-нибудь из зоны, — подтвердил Слава мои опасения. — Тогда плохи дела. Из ЧЗО запрещено вывозить любые предметы. Что угодно.
— За это тюрьма грозит?! — я весь похолодел.
— Ты же понимаешь, что вещи из Припяти опасны? Они фонят.
— И ты ничего оттуда себе не присвоил, да?
— Они фонят.
Нет так нет. Я отвернулся, помня, что рядом со Славой стоит быть осмотрительным. Заподозрит меня раньше времени, и весь план пойдет коту под хвост. Я надеялся, что обратно из зоны вернусь не с пустыми руками, но и в тюрьму тоже не хотел. Придется как-нибудь решить эту проблему.
А наши туристы перетекали к фургончику на противоположной стороне улицы. Там продавали сувениры. И что, всем захотелось купить себе футболку с черно-жёлтым кружочком по центру? Из-за них мы тут ещё на целый час задержимся.
— Чего они там столпились?
— За дозиметрами, скорее всего, аренда, — Слава оторвался от смартфона. — Идти в ЧЗО без дозиметра всё равно, что завязать себе глаза.
— Ну да, — отреагировал я. — Но я бы сказал иначе: если идёшь в город, уничтоженный зомби-апокалипсисом, наверняка захочешь увидеть самих зомби.
— Тогда уже мёртвых зомби.
Я свёл брови, скосив в его сторону глаза.
— Потому что смертельно опасной радиации здесь почти уже нет. Только остаточное излучение. Как мёртвые зомби, а не просто зомби, — объяснил он.
— А ты знаешь толк в зомби!
В кармане у меня лежал дозиметр. Массивная прямоугольная вещица под названием «Припять». Досталась мне от деда, само собой. В последние годы он стал немного параноиком, включал дозиметр, сидел и часами слушал его пиканье. Никаких положительных воспоминаний об этой «Припяти» у меня тоже нет.
Но сейчас, стоя на границе тридцатикилометровой зоны, я понял, как точно Слава описал роль дозиметра для нас, путешественников в ЧЗО. Радиацию нельзя увидеть, да и почувствовать сразу не получится. Одни лучи обжигают нашу кожу, другие убивают клетки внутри. Без дозиметра мы слепы, как новорождённые котята. Слава за столько лет небось выучил безопасные тропинки наизусть, но дозиметр оказался тут как тут, зацепленный за пояс на его штанах.
— Слава, а… — начал я, и тут наша очередь наконец подошла, человек в форме забрал пропуск и паспорт, чтобы сверить данные. Пока я проходил через кабинку дозиметрического контроля, а потом наблюдал за обыском вещей («Алкоголь?» «Нет», «Холодное оружие»? «Да нет же»), забыл, что хотел ему сказать.
***
За десять километров до Чернобыля мы снова высыпали из автобуса перед полицейскими.
Между делом выяснилось, что в первый день экскурсии я даже не доберусь до Припяти. Буду с остальными обходить забытые богом деревни. Гид из «Чернобыля для всех» сказал, что всё дело в транспорте — у нас со Славой нет своей машины, а на велосипеде тут ездить запрещается.
— Так, ребята, на месте, остановка. Выходим, прямо по курсу Копачи, — затрещал Ваня. Он главный для двадцати ребят, рассевшихся вокруг нас. Ну, а я ждал сигнала от Славы. — Ничего не трогаем, никуда сами не идём!
Пока в узком проходе толпились туристы, я рассматривал посёлок через стекло. В пяти метрах стояла табличка с перечёркнутым словом «Копачи», а прямо напротив дом — настолько старый, что его фундамент просел в землю. Тягостная картина, от которой по спине побежал холодок. Ведь когда-то здесь жили люди, те, кто протоптал тропинки, ныне заросшие высокой травой…
Чуть дальше на земле валялась поржавевшая машинка, заляпанная краской, удивительно похожей на кровь. Бери снимай для фильмов ужасов готовые качественные декорации в натуральную величину… Даже не скажу, что конкретно случилось, когда я вышел из автобуса за четыре километра от Чернобыльской станции. Наверное, то, что происходит в жутком месте с людьми, наделёнными таким проклятием, как яркое воображение. Дискомфорт превратился в выразительное предчувствие. Плохое. Я покинул транспорт последним; едва ступил на землю, как водитель закрыл автоматические створки позади.