Я отчетливо почувствовал, что я смертен. Люди, которых знал, друзья, знакомые — умирали вокруг, как мухи, или же в неистовой спешке отправлялись в больницы для отчаянных и срочных операций по спасению жизни. Каждое утро, когда я просыпался, у меня болела спина, и я не мог нормально существовать, пока не закидывал в горло пару таблеток ибупрофена. Книга продвигалась все медленней, со скоростью черепахи, утопая в бездне уныния, и каждый раз, когда я прочитывал в прессе что-то о себе, я терял мужество, поскольку мое собственное дарование было воистину бренным и не приносило плодов.
Я не мог выбросить К. из головы.
Господи, ведь пытался.
Я не мог даже немножко себя полюбить.
Это случилось ранней весной. У меня была возможность совершить очередную поездку в Нью-Йорк и пройтись по американским издателям и книжным клубам. А желания лететь туда не было. В тот год эта поездка не была необходимостью, у меня были подписаны контракты и я получал достаточно комиссионных. Все остальные вопросы могли быть легко разрешены телефонным звонком или электронным письмом.
Но затем я подумал, насколько жалким будет мое существование, если я останусь дома, в Лондоне, борясь со своими недостатками и своей семьей. Без сомнения, смена обстановки должна отразиться на мне лучшим образом. Я всегда любил ритмы Нью-Йорка, его размах. Это вернуло меня к жизни, дало некую дальнейшую цель. Так что вылетел я на крыльях оптимизма.
Я ошибался.
Мои негативные вибрации последовали вслед за мной, и через пару дней, мечась между издательскими офисами, обмениваясь ничего не значащими улыбками и разговорами, травя байки, я даже не верил, что когда-то не чувствовал себя настолько, черт возьми, опустошенным. По вечерам я смотрел двухсерийные фильмы в мультиплексе «Юнион Сквер», за этим следовали суши во «Вкусе Токио» на Тринадцатой стрит, и все это превратилось в предсказуемую рутину. Через три дня я сбежал с фильма, который стоило посмотреть, ведь он еще не вышел в Британии. Не могу назваться любителем театральных шоу и пьес и даже любителем выпить, так что мне нечем было заняться в барах на Ист Виллидж.
Ранним вечером я заглатывал вкусный ужин из грибов, ячменного супа и пирогов, сидя в «Веселке», украинском ресторане на Второй авеню, и брел в сторону своего отеля на Вашингтон Сквер, и думал о книге, о дневной норме в восемьсот слов для романа, который рождался в моем ноутбуке, и день проходил мимо меня. Порой в номере отеля я смотрел новости по CNN. Но мысли блуждали где-то далеко. Я всегда считал, что атмосфера гостиничных номеров тайным образом возбуждает сексуальность, и в тот вечер это не было исключением. В мое отсутствие горничная снова выключила кондиционер, и через полчаса пребывания в номере я почувствовал, как пот насквозь пропитал под мышками майку. Я отрегулировал кондиционер, разделся и пошел в ванную, чтобы принять душ.
Я оставил пластиковую занавеску душа отдернутой и смотрел на отражение в зеркале, где мыльная вода жемчужными каплями выступала на моем теле и разбивалась о сток ванной. Член уже наполовину стал твердым. Господи, мне неожиданно захотелось секса. Отчаянно. Абсурдно. Захотелось так, что онанирование на порножурнал не удовлетворило бы моего сладострастия. Было только полдевятого вечера. Я вытерся и импульсивно решил побриться.
На краю кровати, обнаженный, я сидел, держа на коленях блестящий «Титаниум Эппл Пауэр Бук», и пытался войти в сеть. Первой ленивой мыслью, пришедшей мне в голову, было зайти на сайт геев или би, где шансы найти секс в течение часа были воистину высоки, но в тот вечер я знал, что чей-то хуй не способен удовлетворить моих желаний. Во всяком случае, я чувствовал, что через эту фазу я прошел, с этим покончено. Изначально это было любопытством, не больше. Меня никогда не влекло к мужчинам. Просто мысль о чьем-то хуе. И смиренное представление о ком-то внутри меня. Чтобы знать, как это. Чтобы быть как женщина. Испытать то, что испытывает она, почувствовать то, что чувствует она. Но жуй всегда принадлежит какому-то телу, голосу, и все это усложняет ощущения. С тех пор прошли уже месяцы. Не было смысла вновь осваивать эту территорию. Я уже побывал там.
Я вошел во взрослый чат, где развлекался пару лет назад, сразу после интрижки с К. Тогда я с головой погрузился в оргию самосожаления и бессмысленного распутства, утопая в отчаянии. Довольно любопытно, что то самосожаление, рожденное ее отказом, некоторые женщины часто ошибочно принимали за чистый романтизм, и это облегчало мою задачу. Они заклинали свой инстинкт затихнуть и успокоиться. У просящих нет права выбора, и почему я должен был возражать им, если они находили ложный повод затащить меня в постель? На это никогда не бывает неправильных поводов.
Я мягко поглаживал себя, думая о том, какой, ник взять сегодня.
— Меланхолик?
— Писатель из Лондона?
— Голый в номере отеля Нью-Йорка?
— Эротоман?
Я остановился на первом, напечатал его, поставил перед ним слово Манхэттен, а потом методично пролистал вверх и вниз, несколько раз, список активных участников этого взрослого форума. Было несколько человек из Нью-Йорка, а также несколько из Лонг-Айленда.
Я отписал паре участников из Вестчестера и провозгласившей себя нимфоманкой девицей из Нью-Джерси. Никто не ответил.
И тогда меня нашла Сара Джейн.
Декларируемая меланхолия привлекает или такие же потерянные души, или же озабоченных мужиков, которые спрашивали меня, почему я печальна, принимая за женщину.
На то, чтобы занять ее внимание, понадобилось немного времени.
Через полчаса продолжительного, но прерывающегося диалога она согласилась позвонить мне. Лучше предлагать собственный номер, чем просить чей-то. От этого они чувствуют себя в безопасности от возможных преследователей или извращенцев. Они не всегда перезванивают. Сара Джейн перезвонила.
У нее был молодой голос. У меня — британский акцент. И она сочла это очаровательно экзотичным и успокаивающим.
Сара была стыдлива, и у меня ушла уйма времени на то, чтобы добиться от нее четких ответов. Я действительно надеялся, что из этого что-то выйдет, когда отключил ноутбук от сети, — в номере была только одна телефонная линия. Она недавно окончила курсы журналистики в Хантер Колледже и теперь стажировалась в «Тайм Аут Нью-Йорк». Она родилась в Нью-Орлеане, и когда я спросил ее, каковы причины ее частых посещений этого интернет-форума, она оказалась достаточно честной, чтобы признаться в темных сторонах своей натуры: ее привлекал секс с незнакомцами и опасными случайными знакомыми. Эту особенность я знал слишком хорошо. Удовольствие и радость сменяются другими переживаниями, и отчаяние, чувство вины и мысленные страдания рвут тебя на части, но ты не можешь остановиться и не возвращаться к этому колодцу. Снова и снова. Сексуальные животные не признают чувства логики. Я был там. Я все еще там и все еще собираюсь уйти.
Я предложил ей встретиться.
— Завтра вечером?
— Нет, сегодня, — настоял я. — Я только на пару дней в Нью-Йорке.
— О…
— Чем больше ты будешь раздумывать по этому поводу, тем больше будешь сомневаться.
— Я понимаю.
Она жила в съемной квартире на Верхнем Ист Сайде.
— Возьми такси, — сказал я. — Если хочешь, я его оплачу.
— Хорошо, — решилась она. — 1де мы встретимся? Там есть какой-нибудь бар или место, куда тебе будет удобно спуститься?
— Никаких баров. Приезжай прямо ко мне в отель.
На другом конце провода произошла короткая заминка.
— Ты должна доверять мне, — продолжал я.
— Думаю, что должна, — ответила Сара Джейн.
— Я не прошу твоего сердца, только твоего тела. Мы с тобой договорились — без обмана, это просто потакание чувствам. Ты говорила, какая ты соблазнительная. Завтра я могу передумать.