В конце концов, порядок восстанавливается, хотя бы для того, чтобы утихомирить этот дурацкий молоток. Кастен поворачивается к Треллу, который всё ещё выглядит озадаченным.
«Мистер Трелл, что вам известно по этому поводу?»
Трелл не знает, как отнестись к этому, ведь он не уверен, правда ли это. Он колеблется. «Я сейчас всё проверяю, ваша честь». Он поворачивается к дверям в задней части зала суда, словно показывая Кастену, откуда придёт ответ.
По команде ассистент открывает двери и возвращается в комнату, убирая телефон в кобуру. Он быстро подходит к Треллу и шепчет ему на ухо. Я понимаю, что игра вот-вот закончится.
Трелл энергично кивает, а затем снова поворачивается к Кастену. Кажется, он так наслаждается тем, что собирается сказать, что у него буквально текут слюнки. Он говорит самым низким голосом: «Ваша честь, мне сообщили, что в этом сообщении нет ни капли правды». Рузвельт говорил менее драматично, когда объявлял о нападении на Перл-Харбор.
Едва Трелл закончил говорить, как голова Кастена, как и всех остальных голов в зале суда, повернулась в мою сторону.
Я пожимаю плечами, словно я невинный наблюдатель. «Я так же удивлён, как и вы, судья. СМИ в этом городе выходят из-под контроля».
Он, конечно, не верит. «Это странное поведение даже по вашим меркам».
Конечно, он не знает моих стандартов, но сейчас не время его просвещать. Я пожимаю плечами так сильно, что у меня болят плечи. «Ваша честь, вы же не думаете…»
Он перебивает меня, что, кстати, очень кстати, ведь я не совсем понимал, как закончить предложение. «Закончите своё заключительное слово, а потом я хочу, чтобы оба адвоката были в совещательной комнате. Присяжные проигнорируют весь этот инцидент».
Я иду к присяжным, качая головой от изумления от такого поворота событий. Посмотрим, проигнорируют ли они это…
«Второе, о чём я хотел с вами поговорить, — это обоснованные сомнения. Если кто-то из вас, хотя бы на мгновение, поверил, что кто-то другой признался в преступлении, в котором обвиняется мой клиент, то у вас должны быть обоснованные сомнения в его виновности».
В кресле Трелла раздаётся выстрел, заставляя его взлететь на ноги. «Протестую! Протестую!»
Он кричит так громко, что мне приходится перекрикивать его присяжным, указывая на Кармен. «Вы не можете быть абсолютно уверены в виновности этого человека и в то же время быть готовыми поверить, что это сделал кто-то другой!»
«Возражение! Возражение!» Этот Трелль — настоящий собеседник. А вот Жан Вальжан никогда не стучал по камням так сильно, как Кастен стучит молотком.
«Судебный пристав, удалите присяжных».
Глядя, как присяжные выходят из зала суда, я знаю, что Кастен собирается меня осудить, возможно, даже с презрением. Я также знаю, что я сын своего отца, и Кастен слишком уважает и дружит с Нельсоном Карпентером, чтобы уничтожить его первенца и единственного ребёнка.
Кроме того, Кармен Эрндес станет свободным человеком в течение часа, что делает этот день очень хорошим.
МОЕ ДЕТСТВО ПОЛНО ПРЕКРАСНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ, по сути, прекрасные воспоминания – это единственные, которые у меня остались. Я поговорил об этом с психотерапевтом, и мы практически сошлись во мнении, что в детстве, должно быть, случались неприятные вещи, но я просто подавлял их в себе. Я спросил его, как долго я смогу подавлять их, и он ответил, что, возможно, вечно. Мне это помогло, поэтому я ушёл с терапии, прежде чем смог всё испортить, и разобраться в своих истинных чувствах.
Это было восемь лет назад. Пока всё хорошо.
Но если одно воспоминание и выделяется среди всех остальных, так это наши с отцом походы на матчи «Янкиз». Мы жили в Патерсоне, где до сих пор находится мой офис. Поездка от нашего дома до стадиона «Янкиз» составляла восемь миль по трассе №4 до моста Джорджа Вашингтона, затем по Кросс-Бронкс до моста Мейджор-Диган и стадиона. Без пробок это занимает около двадцати пяти минут, то есть в реальной жизни это занимает около полутора часов. Но меня это не волновало, потому что я знал, что в конце пройду через туннель и выйду на свои места, и увижу самое прекрасное зрелище в мире. Внутренний двор стадиона «Янкиз».
Зелёный цвет этого инфилда был и остаётся не похожим ни на один другой цвет. Можно купить коробку с полумиллионом карандашей Crayola и всё равно не приблизиться к этому цвету. На его фоне выделяется сдержанный загар грунтовой части инфилда, которая после полива становится насыщенно-коричневой. Их работа, забота о домашнем поле «Янкиз», — тяжёлое, но благодарное бремя, с которым они справляются безупречно.