Самодовольство исчезло. «Не могу сказать точно, но возможно...»
Я перебиваю его. «Возможно, кто-то держал её за руки после её смерти и царапал лицо Уилли Миллера, когда тот был слишком пьян, чтобы даже заметить это».
Уоллес снова встаёт. «Возражаю, Ваша честь. Должны ли мы продолжать слушать бред мистера Карпентера о его визитах в Страну Фантазий?»
Я поворачиваюсь и обращаюсь напрямую к Уоллесу, за что Хэтчет меня и накажет. «Если я в Стране Фантазии, тебе стоит туда съездить. Здесь, кажется, всё кажется более логичным».
После окончания суда я остаюсь наедине с Уоллесом в мужском туалете. Мы обмениваемся типичными для писсуара светскими беседами, а затем я задаю ему вопрос, который давно вертелся у меня в голове.
«Ричард, вы были в офисе в то время... почему мой отец подал в суд на Вилли Миллера?»
«Да ладно, Энди. Не верь своим речам. Тут гора доказательств».
«Нет», — говорю я. «В смысле, почему он сам вёл процесс? Он тогда уже был окружным прокурором и почти никогда не появлялся в зале суда».
Ричард на мгновение задумался. «Не знаю; помню, что и сам тогда об этом думал. Но он был непреклонен. Может быть, потому что это было дело, караемое смертной казнью. Может быть, учитывая участие Маркхэма, твой отец хотел взять на себя все политические удары, которые могли бы последовать, если бы процесс прошёл неудачно».
Я киваю. «Может быть».
Уоллес застегивается, прощается и оставляет меня обдумывать все остальные возможные варианты.
В «Топоре» объявляют перерыв, и я возвращаюсь в офис. Николь позвонила и оставила сообщение, напомнив мне о моём обещании посетить поместье Филипа после вечерней встречи в офисе. Он устраивает сбор средств для местного кандидата в Конгресс, за которого я бы не голосовал, даже если бы он был соперником Муаммара Каддафи.
Мы собираемся на наше вечернее заседание рано утром, в пять часов, главным образом для обсуждения завтрашнего перекрестного допроса очевидца Кэти Перл.
Лори не придет на встречу; она ушла к Бетти Энтони, чтобы попытаться сделать то, что не удалось мне — заставить ее рассказать о ее покойном муже Майке.
Мы с Кевином обсуждаем, как я буду вести себя во время завтрашнего выступления Кэти Перл, и считаем, что можем действовать достаточно эффективно. Самое захватывающее, нервирующее и опасное в перекрёстном допросе заключается в том, что невозможно точно предсказать, как он пройдёт. Между всеми участниками процесса в зале суда возникают приливы и отливы, которые могут увести ситуацию в разные стороны.
Адвокат, выполняющий навес, больше всего похож на разыгрывающего защитника в баскетбольном матче. Его задача — задавать темп, пытаться диктовать ход игры. Но, как и в баскетболе, адвокат не может определить, какую тактику и какую защиту будет использовать другая команда.
Самое главное, в отличие от баскетбола, здесь не серия из четырёх побед из семи; в течение двух дней не будет ни одной игры. Перекрёстный допрос свидетеля проводится один раз, и обычно победитель получает всё. Это может быть страшнее, чем туннель Линкольна.
Кевин в последнее время немного подавлен; его энтузиазм, похоже, угас, несмотря на то, что нам удалось добиться определённого успеха в опровержении свидетелей. Я спрашиваю его об этом, и он признаётся, что его терзает совесть. Короче говоря, он считает, что Уилли Миллер, вероятно, виновен, и, хотя он хочет нашей победы, Кевин опасается, что мы можем спровоцировать освобождение жестокого убийцы.
«Итак, — спрашиваю я его, — ты считаешь, что мы можем быть лучше прокуроров?»
Он отвечает: «Я думаю, вы, возможно, лучший адвокат, которого я когда-либо видел».
Я мог бы говорить об этом часами, но стараюсь сосредоточиться на Кевине. Он переживает из-за этого, и, возможно, я смогу ему помочь. Он считает, что я настолько хорош, что могу вынести ошибочный вердикт.
«А что, если бы мы не представляли его интересы?» — спрашиваю я.
«А потом он наймет кого-то другого».
«А что, — спрашиваю я, — если этот кто-то был лучше нас? Или даже не так хорош, как Уоллес? Разве не мог бы столь же легко быть вынесен неверный вердикт?»
Он кивает. «Конечно».
«Я скажу вам, как я это вижу. Для меня правильный или неправильный вердикт не зависит от точного определения виновности или невиновности подсудимого. Я считаю, что вердикт будет правильным, если обе стороны будут хорошо представлены и получат справедливое судебное разбирательство».
«Вы могли бы чувствовать себя иначе, если бы вас осудили ошибочно, — говорит он. — Или если бы кого-то из ваших близких убили, а виновный остался на свободе».