Виктор, похоже, не удивлён, услышав своё имя, и ничуть не встревожен. Он готов выделить время из своего плотного графика, чтобы помочь делу справедливости. Чем они крупнее, тем они приятнее.
Я подхожу к Виктору с ненавязчивой улыбкой на лице и тихо говорю: «Мистер Маркхэм, — начинаю я, — была ли у меня возможность допрашивать вас под присягой в офисе вашего адвоката пару недель назад?»
«Ты это сделал».
«Хотите ли вы получить стенограмму этого интервью, чтобы иметь возможность ссылаться на него?»
«В этом нет необходимости. Я просто рассказал вам правду о том, что знаю. Это ничего не меняет».
«Помните, я спрашивал вас, знаете ли вы, над какой историей работала Дениз МакГрегор незадолго до своей смерти?»
"Да."
«И что ты сказал?»
«Я же сказал, что понятия не имею».
«Но вы ее знали?» — спрашиваю я.
«Я знала её лишь поверхностно. Она казалась очень милой. Для меня было важно, чтобы она понравилась моему сыну. И он действительно ей понравился».
«И он ей понравился?»
«Кажется, да», — быстро отвечает он, так что Уоллес вскакивает на ноги, но не успевает возразить, что Виктор никак не мог знать о чувствах Дениз.
Хэтчет просит Виктора немного подождать, прежде чем ответить, чтобы дать Уоллесу время возразить, если он решит это сделать.
«Возможно ли, что он ей вообще не нравился, но она пошла с ним, чтобы раздобыть информацию?»
«Не могу себе представить, зачем она это сделала».
«Возможно, эта информация поможет ей в работе над историей?»
«Мне точно ничего об этом не известно. Не думаю, что у Эдварда была какая-либо информация, полезная для репортёра. Вы могли бы спросить его об этом, когда он давал показания».
Виктор молодец; он, должно быть, обеспокоен тем, к чему все идет, но не подает виду.
Я киваю. «Может быть, я смогу вам в этом помочь. Когда ваш сын позвонил вам той ночью, чтобы сообщить об убийстве Дениз Макгрегор и о том, что он обнаружил тело, он выглядел расстроенным?»
"Очевидно."
«И вы разделили его горе? Вы тоже были расстроены этой новостью?»
Он слегка качает головой, передавая присяжным своё разочарование столь очевидными вопросами. «Конечно, я был. Молодую женщину убили».
«Чем вы занимались в то время?»
«Я был в вестибюле своего клуба и общался с друзьями».
«Какие друзья?»
Нахмурившись. «Боюсь, я действительно не помню. Всё это произошло много лет назад, мистер Карпентер, и я уверен, что разговоры были непринуждёнными. К тому же, мне повезло иметь много друзей. Мы отдыхали в нашем клубе в пятницу вечером».
Я понимающе улыбаюсь. «Но, может быть, разговоры были о гольфе, погоде или чём-то подобном?»
Он улыбается в ответ; мы становимся хорошими друзьями. «Скорее всего, насчёт гольфа».
«Итак, вы находитесь в вестибюле, вероятно, говорите о гольфе, и тут поступает звонок. Кто позвал вас к телефону?»
«Не помню. Полагаю, это был консьерж».
«В вашем клубе есть консьерж? Ух ты!»
«Возражение. Уместность».
«Поддерживаю. Мистер Карпентер, продолжайте».
«Да, Ваша честь. Итак, вам позвонили, Эдвард сказал, что нашёл тело своей девушки в переулке, и, боже мой, вы были расстроены. Вы поспешили к машине?»
«Да. Немедленно».
«Кстати, где в таких крутых клубах люди хранят машины?»
«Что ты имеешь в виду?» — спрашивает он.
«Они паркуются перед домом? Вы паркуетесь подальше и едете на трамвае до главного здания?»
«Имеются услуги парковщика».
«Конечно, парковка с парковщиком». Я бью себя по лбу, как бы говоря: «Как я мог быть таким глупым крестьянином?» Присяжные смеются.
«И вот вы получаете эту новость, выбегаете и говорите: «Парковщик, подайте мне мою машину, и быстро!»»
Я на мгновение замолкаю. «Разве богатые люди говорят «пронто»?»
Уоллес снова возражает, фактически действуя мне на нервы. «Ваша честь, — говорит он, — я не вижу в этом никакого отношения».
«Ваша честь, — отвечаю я с некоторым раздражением, — у меня здесь наметился определенный импульс, который прерывается постоянными заявлениями мистера Уоллеса о том, что он не видит смысла в том, что я говорю. Поэтому я хотел бы просить о двух вещах. Во-первых, чтобы суд дал указание мистеру Уоллесу прекратить перебивать; и, во-вторых, чтобы вы заставили его пройти вечерний курс по методам определения релевантности».
Уоллес в гневе: «Ваша честь, это самое...»
Молоток Хэтчета прерывает его. «Довольно, оба. Мистер Уоллес, я отклоню ваше возражение. Мистер Карпентер, я тоже не понимаю, к чему вы клоните, и я не собираюсь идти на вечернюю школу. Так что приступайте к делу».