Обещаю, что так и сделаю, и возвращаюсь к Виктору. Он стал ещё более враждебным, чувствуя, что присяжные согласятся, что я трачу их общее время впустую.
«Итак, после того как вы сели в машину, вы направились в бар, где произошло убийство?»
"Да."
«Это бар, который вы сами часто посещали, который был вам знаком, или Эдвард сказал вам, где он находится?»
«Он мне рассказал. Найти было несложно».
«Вы ехали быстро?»
Он кивает. «Очень. Я был очень расстроен».
«Знаю. Ты нам это говорил. Как далеко, по-твоему, от твоего клуба до бара?»
Он пожимает плечами. «Не знаю. Может, миль двадцать».
«На самом деле, это двадцать девять и семь десятых мили. Я проехал. Я проехал за сорок семь минут, но я не торопился, потому что не был так сильно расстроен, как ты. Сколько времени, по-твоему, это заняло?»
«Не знаю, но я уверен, что это было быстрее».
«Как быстро?» — нажимаю я на него.
«Не знаю. У меня не было причин засекать время поездки. Но я ехал быстро».
«Потому что ты был так расстроен».
"Да."
«Как думаешь, ты смог бы уложиться в сорок минут?»
«Может быть… Я не могу быть уверен».
Я иду к нему, засыпая вопросами еще до того, как он успевает закончить отвечать.
«Тридцать пять? Тридцать?»
Он начинает нервничать. «Я же сказал, я не могу...»
«Двадцать пять? Двадцать? Пятнадцать? Как думаешь, ты смог бы уложиться в пятнадцать минут?»
«Конечно, нет», — говорит он.
«Потому что, согласно полицейским протоколам и аудиозаписям, полиция прибыла на место происшествия через четырнадцать минут после звонка Эдварда, а вы уже были там».
"Так?"
«Поэтому Эдвард показал, что он позвонил им первым».
Виктор не может скрыть тревогу, охватившую его. «Это невозможно. Он, должно быть, ошибся в порядке звонков. Это было очень напряжённое время. Убили женщину».
«Он заявил присяжным, что сначала позвонил в полицию. Он был совершенно категоричен в этом».
«Ну, он ошибся. Люди ошибаются».
«Да, так и есть», — говорю я, — «и затем они сделают все возможное, чтобы их скрыть».
«Ты выдумываешь, пытаешься сделать что-то из ничего. Чтобы выставить меня и моего сына в плохом свете, как будто мы лжем…»
«Ты лжешь».
«Я говорю вам правду».
«Мистер Маркхэм, почему вы изнасиловали мисс Макгрегор?»
Уоллес вскакивает, словно его катапультировали. «Протестую, Ваша честь, это безумие! Нет никаких доказательств того, что Дениз Макгрегор занималась сексом в ту ночь, по обоюдному согласию или нет. Обвинять мистера Маркхэма подобным образом — просто бессовестно».
Хэтчет строго смотрит на меня. «Мистер Карпентер, если у вас есть какие-либо доказательства того, что жертва вступала в половую связь в ночь смерти, предлагаю вам представить их сейчас».
«Ой, извините», — говорю я. «Я не о той ночи говорил… Я о другой ночи. И я не о Дениз Макгрегор говорил, я о её матери».
Зал суда взрывается, как в замедленной съёмке, но только Виктор Маркхэм, похоже, не взволнован и не взволнован тем, что было сказано. Его взгляд прикован к задней части зала, когда дверь открывается, и входит Бетти Энтони, мгновенно придавая своим присутствием торжественность происходящему. Он словно сник; страх последних минут превратился в уверенность.
Он знает, что я знаю.
Я хочу насладиться этим моментом, хочу, чтобы он крутился там на ветру как можно дольше. Хочу, чтобы он сидел и осознавал, что правосудие вот-вот восторжествует для Дениз и Джули Макгрегор. Поэтому я жду несколько мгновений, прежде чем продолжить, пока Топор не приказывает мне это сделать.
Наконец я говорю Маркхему: «Это было тридцать пять лет назад, но ты помнишь это так, будто это было вчера».
Маркхэм всё отрицает, и я отпускаю его с места, при условии его повторного вызова. Я вызываю Бетти Энтони следующим свидетелем защиты. Уоллес возражает, справедливо утверждая, что Бетти нет в списке свидетелей, который мы предоставили обвинению.
Я прошу о встрече без присутствия присяжных, и мы с Уоллесом направляемся в кабинет Хэтчета. Я заявляю, что Бетти не предоставляла информацию до сегодняшнего утра, и подробно излагаю то, что она собирается сказать.
К его вечной чести, Уоллес отзывает свои возражения, и Хэтчет позволяет Бетти давать показания. Полагаю, он бы в любом случае вынес такое решение, но Уоллес берёт на себя ответственность за его исполнение. Уоллес — редчайший из прокуроров и адвокатов, тот, кто считает, что установление истины важнее победы. Когда правда выходит наружу, выигрывают все.
Бетти Энтони выступает с заявлением, чтобы рассказать историю, которую она поклялась никогда не рассказать, чтобы раскрыть слабости своего мужа, о которых она никогда не расскажет, чтобы исправить несправедливость, которую, как она решила, она никогда не исправит.