«Значит, ты не можешь сказать, что это дом Филиппа?» — спрашивает она.
Я снова замираю. «Нет. Честно говоря, я никогда не видел этих деревьев. Должно быть, он их срубил».
Теперь она снова смотрит. «Зачем ему рубить такие красивые деревья?»
И я снова смотрю на него свежим взглядом, как меня учил Лори. И вдруг я понимаю, почему Филип Гант срубил такие прекрасные деревья.
На следующее утро я приезжаю в поместье Гантов в одиннадцать часов, предварительно позвонив Филипу и сказав, что мне нужно с ним поговорить. Он был приветлив и без тени беспокойства в голосе; казалось, он ничего не знал о предложении Маркхэма. Я звоню в дверь, и дворецкий, Фредерик, отвечает.
«Добрый день, мистер Карпентер».
«Привет, Фредерик. Сенатор меня ждёт».
Фредерик кивает. «Да, сэр. Он в бассейне».
Я киваю и быстро прохожу через дом к задней двери. Направляюсь к бассейну и вижу Филиппа, сидящего в купальнике за столиком в тени зонтика, с напитком в руке и читающего книгу. Он слышит мои шаги и поднимает взгляд.
«Привет, Эндрю».
«Привет, Филипп. Я не отвлекаю от чего-то важного?»
«Нет… нет… совсем нет. Очень обидно за вас с Николь. Я очень хотел, чтобы всё получилось».
«И обычно ты получаешь то, что хочешь», — говорю я.
Я вижу, как он на это реагирует; обычно ему такое не говорят, хотя это, безусловно, правда. Он решает отнестись к этому спокойно, не обращая на это внимания.
Он ухмыляется. «Да, пожалуй, так и есть. Пожалуй, так и есть. Поздравляю с победой в этом процессе».
«Вы слышали о Викторе Маркхэме?» — спрашиваю я.
Он кивает. «Да, видел. Вся серия ужасна. Просто ужасна».
«Знаешь, — говорю я, — забавно. Такой секрет хранится почти сорок лет, а потом вот так просто выплывает наружу. Заставляет задуматься, правда?»
«О чем?» — спрашивает он.
«Если вам есть что скрывать, вы никогда не можете быть уверены, что это останется скрытым. Всегда есть беспокойство, всегда есть вероятность, что база не полностью прикрыта».
«Полагаю, это правда», — тон Филиппа теперь немного неуверенный, робкий.
«Только подумайте об этом деле. Ещё есть одна тайна, которую предстоит раскрыть. Кто-то всё ещё не найден».
«И кто же это может быть?» — спрашивает он.
«Парень, который сделал фотографию».
Судя по его взгляду, я привлек его внимание, поэтому я продолжаю: «Может быть, это он дал моему отцу деньги. Может быть, это он тот, чей это был дом».
Филипп сидит там, потягивает свой напиток, невозмутимый. Сукин сын. «Эндрю, — говорит он, — ты не хочешь продолжать».
Но я знаю, и я буду делать это. «Может быть, это он боялся, что его погубят… что его идеально спланированное будущее может быть разрушено. Может быть, это он убил Джули Макгрегор, чтобы защитить себя».
Филип ставит свой напиток: это его способ сказать, что пора быть серьёзным. «Ладно, Эндрю, что ты имеешь в виду?»
«Я говорю, что если бы я был этим человеком, я бы забеспокоился. Потому что такие секреты очень трудно хранить. А если бы этот человек был кем-то выдающимся, чертовски важным, то вся его жизнь могла бы пойти насмарку, медленно… верно… окончательно».
Как бы я ни презирал этого человека, я им почти заворожён. Он сталкивается с раскрытием тайны, настолько ужасной, что ради её сохранения он пошёл на убийство, но при этом он выглядит невозмутимым и полностью контролирует ситуацию. Это либо уверенность, граничащая с непобедимостью, либо игра, достойная «Оскара».
«Прощай, Эндрю», — говорит он.
Но я никуда не уйду. «Я знаю, что мой отец забрал твои деньги, и это было неправильно. Но ты спас ему жизнь, когда он провалился под лёд, а теперь он спасает твою. Ты был его самым старым другом, и он позволил этому затуманить ему рассудок. Но это уже не имеет значения, потому что знаешь что, Филипп? Плохая новость для тебя в том, что я не мой отец».
«Это действительно так, — говорит он. — Ты даже близко не стоишь к этому».
«Виктор Маркхэм предложил сделку о признании вины, Филип. Он сказал, что вы были там… что вы все привели Джули Макгрегор в этот дом».
На мгновение в глазах Филиппа мелькает неуверенность, но она тут же сменяется уверенностью.
«Я не верю, что это правда. Но даже если бы это было так, его смерть делает это бесполезным».
«Знаешь, — говорю я, — тело Джули МакГрегор так и не нашли».
Филипп улыбается, с безмятежной уверенностью. «Правда?»
«Если бы я был на твоём месте, если бы я был свиньёй, как ты, я бы закопал тело. А потом прикрыл бы его… ну, например, гостевым домиком. Который построили вскоре после той ночи. Ты строил его не как будущий дом для своего ребёнка, Филипп. Ты построил его как надгробие для Джули Макгрегор».