Вслед за Гарькой Женя перешагнул порог, и они очутились в темноте. На ощупь выбрались во дворик и засеменили по тропинке, то и дело оступаясь в нетронутые обочины. Заговорили, позабыв о хиузе[5], обжигающем легкие.
— Ты предпочитаешь молчать, геолог!
— А ты давить на людей, душевед!
— Я устанавливаю диагноз!
— Не устанавливаешь, а склоняешь к ложным показаниям!
— Такой кремень, пожалуй, склонишь!
— Не видишь, она больше ничего не знает?
— Это ты ничего не видишь, поисковик, называется!
— Что она, враг своему сыну?
— И родные могут заблуждаться, а то и просто свое соображение иметь.
Гарька с ходу попытался забежать по расскольженной обочине на дорогу, но покатился обратно. Женя подхватил его сзади и подтолкнул на трескучий тротуар. Без Жениной помощи Гарька шмякнулся б очень сильно. Спор прекратился сам собой. Они вспомнили, с какими людьми предстоит им разговаривать.
На улице Мира можно было легко представить, как выковывался здесь человеческий характер. Первые землепроходцы высадились сто лет назад на диком берегу и наскоро срубили несколько зимовий. А когда в лотках блеснуло золото, звон топоров разнесся по всей долине. И скоро узкой полоски берега не хватило, пришлось лезть в голец. Улицы кривились, изламывались и заходили в тупик, как жизни самих старателей. Но главная улица Мира прорубала все эти кривулины от самого берега Витима до вершины Горбача: по ней шли когда-то в тайгу за старательским фартом и скатывались обратно ватаги копачей-горбачей. И теперь еще на строениях этой улицы лежал отпечаток буйного золотоприискательства.
Женя с Гарькой поравнялись с аккуратной полуземлянкой-полуизбушкой. Выкопал ее когда-то давно неудачливый приискатель, а жили в ней по сей день, и мачта антенны высилась рядом с выбеленной трубой. А рядом громоздился древний купеческий особняк в два этажа, с садиком и верандой для питья чаев. Дальше — крепкий и светлый под шифером дом. Украинская мазанка, выбеленная до синевы. Засыпной барак, что получил в народе солидную кличку «крейсер». Литовский дом с двумя острыми, как копья, башенками по углам. Избенка якута: во дворе олешки колышут кустами рогов и бренчат боталами. А вот шлакобетонный особняк, с мансардой, по типу подмосковных дач, будто пальма среди тайги. Далее темный провал — переулок Старательский. Потом плотный забор, оснеженные черемухи за ним, черные ставни Лукинского дома, против крыльца которого Женя стоял два часа назад. Рядом белыми стенами в глаза — Ванина мазанка. И как только она могла просочиться между лукинским и бандуреевским домами? Будто прошлое ужилось рядом с настоящим, а потом и перебралось в дом Бандуреевых.
Бывший дом Бандуреевых возвышался горделиво и справно. Ставни дома были закрыты, но в щелях серебрился иней от света. «Невероятно, чтобы и эти хозяева сказали нам что-нибудь, — подумал Женя с тоской, — если даже что и знают».
— Ну, что, — спросил Гарька, не глядя на Женю, — попытка — не пытка?
— Я должен удостовериться, — отозвался тот и свернул к крыльцу, — иначе замаюсь.
— Только ты не отмалчивайся, — попросил Гарька, — с двух флангов всегда лучше получается.
— Ладно, сам буду давить, — пообещал Женя, — здесь можно... Живут хорошо, успокоенно... Кому только ни продают свой овощ...
Крыльцо загудело под их ногами морозной утробой. На шум кто-то вышел в сени, отворил входную дверь.
— Кыто тута? — высунулась из проема стриженая голова на жилистой шее.
— Мы к вам по делу, — бодро начал Гарька.
— Кыкому тыкому делу? — загнусил Ваня.
— Понимаете, мы пришли кое о чем расспросить вас, — напирал Гарька.
— О чем рассыпоросить? — удерживал дверь Ваня.
— В связи с делом Игоря Бандуреева, — объяснил Гарька.
— Никаких таких дел мы не зынаем, — отрезал Ваня. — Картошка, капуста продаем, а других дел и зынать не хочем!
Он попытался захлопнуть дверь, но Женя отстранил Гарьку и удержал дверь перед самым хлопком.
— Дядя Ваня, пустите нас, — попросил он, — мы долго не задержимся...
Ваня высунулся опять и приблизил к Жене желтое сморщенное лицо. Глаза хозяина вдруг блеснули.
— Евыгений Ильич? — охнул он. — Ходите...
И дверь распахнулась перед всегдашним покупателем, который не мог обходиться без картошки и капусты.
Женя поймал Гарьку за руку и повел его за собой, словно Ваня мог все же остановить второго незваного гостя. Но хозяин мелким шажком догнал гостей и щедро распахнул перед ними дверь в свой большой дом.
Женя и Гарик перешагнули порог и будто очутились в зимнем саду. Вокруг них в ящичках, кадках, кастрюлях зеленела рассада, цвели комнатные цветы, наливались фрукты...