20 апреля 1968 г.
Сегодня послал авиапочтой Аленкины рассказы. Перепечатал и послал. Здесь пять рассказов читает Андрей Макаенок: «Как снимали войну», «Возвращение в январе», «А на севере шли дожди», «У холодного заходящего солнца» и «Пойдет за тобой жена»...
У меня такое чувство, что почти все (или даже все) эти рассказы можно было бы и напечатать. Некоторые просто хороши!
23 апреля 1968 г.
Я с актива ушел сразу после доклада Машерова. Макаенок говорит, что в прениях выступал Петров, председатель комитета госбезопасности, и назвал Вал. Тараса, как одного из главарей «общества лицемеров».
20 мая 1968 г.
Получил Почетную грамоту. Вручал Климов, заместитель Притыцкого.
Вместе со мною грамоту (и удостоверение о присвоении звания заслуженного деятеля культуры) получит Янка Мавр. Он пришел в Дом правительства в сопровождении Александра Миронова.
Какой крепкий старик. Восемьдесят пять лет, а держится молодцом.
— В детстве ноги у меня были — во! — колесом. Рахитик... И мусколов не было... И физкультурой не занимался... А вон сколько прожил, и еще поживу! До девяноста двух лет поживу!
— Почему до девяноста двух? До девяноста девяти!
— Сначала надо до девяноста двух дожить, а там видно будет. А все отчего? От юмора... Кого не оставляет чувство юмора, тот долго живет!
25 мая 1968 г.
Сколько прошло, как я вернулся из поездки по России (Сибирь ведь тожеРоссия), а не написал ни строчки. Мыслей, картин как будто хватает, хочется сказать много, но это-то, наверное, и мешает сосредоточиться на главном. Нужен кувшин, который бы вместил в себя самое важное, необходимое, придав этому важному и необходимому определенную форму.
31 мая 1968 г.
Удивительное дело! «Неману» нужно два работника — редактор отдела критики и библиографии и редактор отдела прозы, — и не можем найти. Нет и нет! Один языка не знает, другой порядочностью не отличается, тоже не годится, третий сам не идет, хотя условия у нас такие, что лучших, кажется, и не пожелаешь. Или правда, так оскудел мир?
9 июня 1968 г.
Ленка — блудная дочь — возвращается. Вчера дважды звонила из Москвы. Первый раз спрашивала, оставаться ей до понедельника (чтобы побывать в литинституте) или ехать сразу в Минск. Остановились на последнем варианте. И вдруг еще звонок, ночью, — оказалось, денег на билет не хватает, просит прислать. Ну и, естественно, и ехать раздумала, решила остаться, сходить в институт, узнать, как там и что, и оставить свой минский адрес. Как-то у нее все решится?.. Мы с Валентиной боимся и переживаем.
11 июня 1968 г.
Аленка приехала. Жива, здорова... Кажется, изменилась, а к лучшему или к худшему, — кто ее знает! — пока трудно сказать.
13 июня 1968 г.
В редакцию заглянул Иосиф Семеженов. Рассказывал о поездке в Чехословакию.
Бог мой, как все изменилось! В сорок пятом мало было чехов, которые не кричали бы «наздар» каждому русскому, а сейчас, говорит, мало чехов, которые бы не ненавидели тех же русских.
Помню картину. По шоссе из Праги на Моравеку Остраву движется бесконечная колонна пленных немцев. Молодых и старых, оборванных и еще довольно свежих, но одинаково унылых, пугливо-настороженных, точно ждущих выстрелов в затылок. Говорили, их было тысяч сто, не меньше. А по обочинам шоссе там и сям стояли чехи. Цивильные, понятно, но с винтовками, — многие тогда носили оружие. Они, как ястребы, вглядывались в колонну пленных и потом, опять же как ястребы, налетали, хватали, отводили шагов на десять и расстреливали в упор, не целясь. Расстреливали эсэсовцев, которых, как, впрочем, и всех немцев, ненавидели лютой ненавистью.
А сейчас, как рассказывает Семеженов, чуть не вешаются на шею тем же немцам (западным), явно, открыто, почти демонстративно предпочитая их русским. Немцу в гостинице всегда найдется место, русскому (советскому) нет, будь любезен, катись подальше. Немца в ресторане обслужат в два счета, русскому придется ждать час, а то и два. И — попробуй напомнить!
— Чего ты орешь! — оборвет официант.
Непременно «ты» и обязательно «орешь»... Как тут не вспомнить безмерно-гениального Достоевского: «...Не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!»