Шесть лотерейных шаров. Шесть совпадающих чисел. Вот только я взяла и потеряла билет.
— Не могу, — хрипло отвечаю я.
Как ни старайся, а запас моей прочности, увы, исчерпан. Слишком много ударов, слишком много разочарований.
Я закусываю нижнюю губу и крепко-крепко жмурюсь. Где-то в груди зарождаются рыдания. С усилием сглатываю, пытаясь их унять.
Куда там.
В левом глазу наворачивается полная слезинка и скатывается по щеке. За ней спешит вторая, а потом и вовсе прорывает плотину, и следует сцена душераздирающего плача главной героини.
Клемент неловко приближается, и я отворачиваюсь. Ненавижу себя за проявление слабости, ненавижу за такое позорное соответствие стереотипу.
— Пупсик, да что с тобой? — Голос его едва ли громче шепота, чуть ли не нежный.
— Простите, — хлюпаю я носом, — Просто не обращайте на меня внимания. Через минуту буду в норме.
Судорожно всхлипывая, вытираю глаза изнанкой куртки.
Из тьмы протягивается рука и ложится мне на плечо.
— Не стоит извиняться.
— Не сюсюкайтесь со мной, пожалуйста. Я опять начну реветь.
— Ты уверена, что в порядке?
— Не совсем.
К горлу и вправду снова подступают спазмы. Понятия не имею, откуда берутся все эти рыдания, и отчаянно хочу их остановить.
И опять это выше моих сил.
— Иди ко мне, — велит Клемент.
Ладонь на моем плече разворачивает меня, а я даже не пытаюсь сопротивляться и внезапно оказываюсь в объятиях Клемента. Прячу лицо у него на груди и выплакиваюсь по полной.
Клемент, надо отдать ему должное, не растрачивается на бессмысленные банальности и пустые сантименты. Да от него этого и не требуется. Мне вполне уютно в его медвежьих объятиях и без всяких слов. Я чувствую, как под его шерстяным свитером размеренно бьется сердце, прямо как медленно настроенный метроном.
Через несколько минут мое дыхание выравнивается, почти совпадая с ритмичными движениями груди Клемента.
Он продолжает молчать, и меня это вполне устраивает. Я согласна стоять так и дальше, уткнувшись ему в свитер — наверное, из страха перед постыдным разбором моего безобразного срыва.
Однако выбор не за мной.
— Как ты там, пупсик?
Клемент убирает руки, и я отступаю назад и поднимаю взгляд на него.
— Все хорошо.
— Точно?
— Ага, и простите меня за это. Даже не знаю, что на меня нашло.
— За последние дни тебе многого довелось хлебнуть.
— Знаю, но все равно не стоило вот так расхлябываться.
— Не кори себя. У всех нас есть свой предел прочности, даже у меня.
Я выдавливаю улыбку.
— Даже представить не могу, что же способно вас доконать. И когда вы в последний раз плакали?
— На финале Кубка Англии в 1952-м. «Ньюкасл» забил за шесть минут до окончания матча, и мы проиграли один-ноль.
— Знаете что, Клемент? На этот раз я даже верю вам.
Он достает из кармана пачку «Мальборо».
— Выкурю сигарету и все-таки добью стену. А ты иди посиди на ступеньках, пока я не закончу.
— Я не имею права просить вас об этом.
— А ты и не просишь. Это я говорю.
Клемент сует сигарету в рот и привычным взмахом руки раскрывает свою «Зиппо».
— А можно и мне? — говорю вдруг я.
Он сначала прикуривает и лишь после этого нисходит до выражения удивления.
— Ты это серьезно? Не думал, что ты курильщица.
— Я была, очень давно. Но все равно порой тянет затянуться, особенно в стрессовом состоянии.
— Угощайся, — протягивает Клемент пачку.
Достаю сигарету и сую в рот. Клемент вручает мне зажигалку.
Кручу колесико, вылетают искры, и фитилек вспыхивает язычком желтого пламени. Я прикуриваю и глубоко затягиваюсь.
Пожалуй, именно дозы никотина мне как раз и недоставало.
С наслаждением выпускаю дым. Затем захлопываю «Зиппо» и подношу ее к свету, чтобы рассмотреть гравировку на металлическом корпусе.
— Классная зажигалка.
— Спасибо.
Я продолжаю изучать вещицу и замечаю какую-то надпись. Металл уже основательно истерся, однако текст разобрать еще можно. Я машинально читаю вслух:
— «На темные времена — от Энни».
Возвращаю зажигалку владельцу.
— Кто такая Энни?
— Когда-то была подругой.
— А, с которой вы слушали «Как в тумане» Джонни Мэтиса?
— Да, — небрежно бросает он. — Ладно, мне пора за работу.
Прежде чем у меня успевает сорваться с языка следующий вопрос об Энни, Клемент прячет зажигалку в карман и отходит к стене. Я стою, курю и наблюдаю, как он молча простукивает слой раствора.