Конечно же, основательно поддатая публика сейчас начнет гоготать и улюлюкать. Что ж, по крайней мере, заглушит стенания Клемента.
Еще плотнее затыкаю уши и зажмуриваюсь.
«Пожалуйста, остановись. Пожалуйста, остановись!»
После такого позора мне в «Слизняк» путь заказан! Возможно, придется даже сменить место жительства.
Тем не менее свист и «бу-у!» слуха моего не достигают. Наоборот, как будто хлопают и кричат «браво»!
Я осторожно открываю глаза и вижу, что едва ли не половина зала на ногах. Как ни трудно в это поверить, но зрители в восторге от выступления Клемента.
Это, наверное, те, что уже совсем убрались.
Вынимаю пальцы из ушей, приготовившись умереть от стыда.
— О боже!
Честно говоря, не знаю, что я ожидала услышать, но определенно не это. Голос Клемента… просто потрясающий, и ноты он берет безупречно. И хотя песня сама по себе женская, Клемент поет ее так, словно ее написали специально для него. Голос у него — нечто среднее между Брюсом Спрингстином и Родом Стюартом.
Я выпрямляюсь и оглядываю зал. Никто не смеется, никто не улюлюкает. Как раз наоборот, кто не стоит в восхищении, тот сидит и зачарованно смотрит на огромного мужчину на сцене.
А он заводит последний припев с такой мощью, что у меня мурашки по телу бегут — как, наверное, и у всех в баре. По окончании песни зал взрывается аплодисментами, и Клемент, смущенно улыбаясь, спускается со сцены.
Пока он идет к нашему столику, его спина собирает щедрый урожай одобрительных похлопываний. Я была в «Слизняке», пожалуй, на десятке вечеров караоке и ничего подобного ни разу не видела.
Клемент наконец-то усаживается напротив меня и немедленно хватается за свой бокал, разом вливая в себя чуть ли не половину. Публика постепенно успокаивается перед выступлением несчастной женщины, которой придется демонстрировать свой талант после такого триумфа. Клемент подается ко мне через стол:
— Пойдем покурим?
Я киваю, все еще не обретя дар речи, и указываю на дверь в пивной сад.
Мы идем через зал, и посетители провожают Клемента взглядами. Мужчины кивают в завистливом восхищении, женщины кокетливо хлопают глазами. Смешно даже вспомнить, что всего лишь несколько дней назад, впервые оказавшись на людях с Клементом, я жутко стеснялась его общества. Теперь все наоборот.
В садике прямо заповедник тишины.
Клемент достает из кармана пачку «Мальборо» и извлекает из нее две сигареты, предлагая одну мне.
— Вообще-то, не стоит мне курить, — нерешительно сопротивляюсь я. — Да, ладно.
Клемент щелкает «Зиппо» и дает мне прикурить. Я глубоко затягиваюсь и выпускаю облачко дыма.
— Итак, мистер Клемент, не обсудить ли нам только что произошедшее? — не без игривости отваживаюсь я подступить к щекотливой теме.
— Не-а.
— Ой, да ладно вам! Как же нет? Это было потрясающе!
— Да я всего лишь прочистил трубы от ржавчины, делов-то.
— Не скромничайте. Где вы научились так петь?
Он пожимает плечами и задирает голову к темному небу.
Вопреки солидному объему поглощенного пива, в поведении Клемента мало что указывает на воздействие алкоголя. И, к моей величайшей досаде, при неугодном ему направлении разговора язык у него отнюдь не развязывается. А я-то надеялась, что после полдесятка пинт его бдительность притупится и он, глядишь, и сболтнет что-нибудь противоречащее своим бредовым утверждениям.
Я явно недооценила устойчивость Клемента к алкоголю.
Зато содержание такового в моей собственной крови наделяет меня достаточной смелостью для продолжения расспросов:
— А вы всегда умели так петь?
— Да вроде, — выдавливает он.
Что ж, можно считать прогрессом.
— Брали уроки пения?
— А ты любопытная баба, а?
— Я не любопытная, Клемент, а просто интересуюсь. Думала, мы друзья, а друзья ведь делятся друг с другом всяким, правда?
— Наверное.
И когда я уже думаю, что сейчас последует очередной от ворот поворот, Клемент кивком указывает на столик со скамейками на клочковатом газоне вокруг террасы, где мы сейчас стоим.
— Давай-ка присядем.
Мы перемещаемся к столику и усаживаемся друг напротив друга.
Клемент глубоко затягивается и затем прочищает горло:
— Петь меня научила Энни.
— Вы не в первый раз упоминаете это имя. Полагаю, вы были больше чем друзья?
— Можно и так сказать.
— А как вы познакомились?
— Помнишь, я рассказывал тебе, что приглядывал за группами?
— Да, конечно.
— Энни была бэк-вокалисткой в одной отстойной группе, с которой я какое-то время работал. Я помогал ей на саундчеках, так мы и сошлись. Команда и вправду была ужасной, а главному вокалисту и вовсе медведь на ухо наступил, но Энни пела что надо, и она-то их и вытягивала.