— Да, спасибо, — вздыхает в конце концов он. — Но, раз уж мы собираемся продолжать, пупсик, тебе не помешает быть чуточку проще. Усекла?
Мне удается выдавить улыбку.
— Я попытаюсь.
Итак, безоговорочная победа за Клементом.
20
Весьма кстати прямо напротив церкви находится минимаркет, надо лишь перейти улицу.
За прилавком стоит крашеная блондинка, с кислой миной ковыряя ногти.
— Пачку «Мальборо», пожалуйста.
Женщина молча отворачивается и отодвигает дверцу шкафчика с табачными изделиями. Я читаю в мыслях Клемента вопрос, почему сигареты не выставлены на витрине. Впрочем, он его не озвучивает.
Пачка шлепается на прилавок.
— Десять пятьдесят, пожалуйста, — вяло произносит продавщица.
— Сколько-сколько? — ошарашенно переспрашиваем мы хором.
— Десять пятьдесят. Если хотите сэкономить пятьдесят пенсов, идите в супермаркет.
Достаю из кошелька двадцатифунтовую банкноту и неохотно протягиваю женщине. Да уж, люди готовы выкладывать за свои пагубные пристрастия баснословные деньги. Потом забираю сдачу и сигареты с прилавка.
— Спасибо.
Блондинка возвращается к своим ногтям.
На улице я отдаю пачку Клементу.
— Больше десяти фунтов за какую-то пачку сигарет! — возмущается он. — Поверить, блин, не могу!
— Да что вы говорите! Впредь курите экономно, я, знаете ли, деньги не печатаю.
Клемент сдирает целлофановую обертку и принимается изучать пачку. Особый интерес у него вызывает фотография пораженного легкого.
— А это что за хрень? Похоже на шотландский завтрак.
— Это легкое курильщика. По идее, должно отпугивать от курения.
Он лишь пожимает плечами и прикуривает сигарету.
— Не сработало.
Пока Клемент утопает в клубах дыма, я определяю по смартфону расположение названных священником церквей.
— Церковь Всех Святых в пятнадцати минутах ходьбы, а Святого Иуды в шести.
— Что ж, тогда в путь.
Я перепроверяю незамысловатый маршрут, и мы направляемся на север по Клемент-роуд.
Опасаясь нового сюрприза, я решаю, что будет нелишним уточнить наш план:
— И как мы попадем на колокольню?
— Я надеялся, ты уже что-то придумала.
— Хм, нет, пока ничего в голову не приходит.
— Да и ладно. Опять наплетем про свадьбу.
— А это обязательно?
— Валяй, придумывай сама, о чем еще чувак с телкой могут поговорить со священником.
Задача для меня непосильная, и скрыть это у меня не получается.
— Да все просто, пупсик. Мы забалтываем священника, а потом я прошусь в туалет. Ты его отвлекаешь, а я быстренько осматриваюсь.
— А сколько вам нужно времени? Меня может и не хватить на долгий разговор.
— Возможно, тебе не помешает заодно и исповедаться. Уж это-то займет его на какое-то время.
— Сомневаюсь. Видите ли, Клемент, я хорошая девочка.
— Ага, тоже так подумал, — фыркает Клемент. — По любому, ну много ли в колокольне мест для тайников? Там всего-то четыре стены да деревянная стойка, на которой висят колокола.
— Что ж, раз вы так уверены…
— Не сомневайся, мне вполне хватит и пяти минут.
Мы идем дальше по Камден-роуд, мимо разношерстых магазинчиков, ресторанчиков, закусочных, кофеен и на удивление большого количества риэлторских контор. Толью транспортный поток не меняется — нескончаемая череда машин, извергающих прямо на нас отработанные газы. Я задумываюсь: а если бы люди зримо видели всю эту дрянь — например, в виде клубов красного смога, — определились бы они со своим половинчатым отношением к нему или нет?
Мои переживания о чистоте воздуха прерываются внезапной остановкой Клемента перед рестораном тайской кухни.
— В чем дело?
— Это он, — ахает Клемент. — Паб, где любил зависать Гарри Коул.
— Вот как? Вы уверены?
— Ага, сто процентов. Поверить не могу, теперь это харчевня китаёз!
— Вообще-то, забегаловка тайская, но это еще одно слово, которое вам определенно не следует употреблять.
— Китаёзы, что ли?
— Именно.
— Понял. Прошу прощения.
Извинение меня удивляет, в особенности после его реакции на предыдущее мое внушение о политически некорректной лексике. Кажется, прогресс налицо.
Клемент меж тем оглядывается по сторонам, как будто что-то ищет.
— Что еще здесь интересного? — осведомляюсь я.
— Кажется, вон там он был. Переулок.
— Что еще за переулок?
— Тот самый, пупсик.
Вот тебе и весь прогресс.
— А, переулок, где вы… умерли?