Проверяем еще два ряда, опять меняемся. Работать в полный рост снова моя очередь. Руки-ноги уже ноют, суставы горят. Ногти ободраны, а уж о волосах мне и думать страшно.
Мы встречаемся на середине, и я уже готовлюсь переходить к нижнему ряду, как вдруг Клемент замирает и несколько раз тыкает отверткой в одно и то же место.
— Что-то нашел, пупсик.
Что именно, он не уточняет, однако сердце у меня так и екает.
— Что? Что там?
— Пока не знаю, но цемента вокруг этого кирпича нет.
Я приседаю и изучаю находку Клемента.
Рассматриваемый кирпич лежит в девятом ряду снизу, и отвертка уходит в щели вокруг него по самую ручку.
— Забилось всяким дерьмом, — ворчит Клемент, продолжая ковырять инструментом над кирпичом. Затем кивает на его правый бок. — Может, попробуешь очистить другой конец?
Упрашивать меня не надо, и я тут же сую отвертку в щель между кирпичами. Практически без всякого сопротивления она погружается в стену.
— Боже мой, Клемент, — кудахчу я. — Может, это он и есть!
Принимаюсь ожесточенно тыкать в других местах. Чаще всего инструмент уходит в пустоту, однако на каждый четвертый-пятый раз все-таки ощущается некоторое сопротивление. Тем не менее достаточно лишь слегка пошевелить отверткой, и преграда устраняется. По-видимому, щели вокруг кирпича просто забились пылью, которой на протяжении десятилетий обдавало стену от проходящих поездов. А добавить к ней немного влаги от сырых кирпичей — вот вам и естественный цемент.
— Как там у тебя дела, пупсик?
— Почти закончила!
Клемент, как я вижу, уже вовсю ковыряется под кирпичом.
Осталось прочистить сантиметров десять, и я уже задыхаюсь от волнения.
Неужто сумасбродная затея все-таки приведет к невероятному результату?
«Ну же, Гарри, только не подведи нас! Мы зашли слишком далеко, чтобы теперь обломаться!»
31
Мне было тринадцать лет, когда в Великобритании учредили Национальную лотерею, и я прекрасно помню поголовный ажиотаж, сопутствовавший первому розыгрышу. Чуть ли не все взрослое население страны, включая и мою мать, ринулось в магазины приобретать счастливый — как каждый свято верил — билет.
Еще я помню телевизионную трансляцию этого первого розыгрыша. Точнее, не столько саму программу, сколько мамино лицо, когда из лотерейного автомата выкатывались шары с числами и ни одно из них не совпадало с придуманными ею.
Помню ее предвкушение, надежду, непоколебимую веру в собственную удачу. Под конец, думаю, она ощущала себя одураченной.
Задним-то числом все понятно: умелый маркетинг маскировал ничтожную вероятность выигрыша. Но все покупатели билетов верили, что им повезет. Наверное, миллионы людей испытали те же чувства, что и моя мать.
Что не помешало им выкладывать свои кровные и на следующие розыгрыши. И продолжать делать это и по сей день.
Хоть сама я никогда и не покупала билеты, вполне представляю ощущения во время наблюдения за выкатывающимися из автомата шарами. Совпадает первое число, затем второе, потом третье. А уж когда совпадает и четвертое, напряжение наверняка становится просто невыносимым.
Я сижу на корточках в темноте и думаю, что, пожалуй, только что совпало пятое число.
— Почти готово, пупсик.
Клемент снова покачивает отвертку, и после устранения последней помехи кирпич едва заметно проседает.
— Честно говоря, — продолжает Клемент, — я даже немного нервничаю.
Его «нервничаю» и близко не описывает моего состояния.
Мне приходится напомнить самой себе причину, по которой я здесь оказалась, и что срок выплаты долга Карла истекает уже через четыре дня. Но какой же дивной иронией наполнится эта эпопея, если за все свои старания вернуть долг я еще и заполучу бонус, достаточно крупный для избавления от других своих чересчур затянувшихся отношений — с ипотечным банком.
Шестой шар мучительно близок.
Клемент берется за кирпич кончиками пальцев и тянет на себя. Тот подается вперед, примерно на сантиметр, однако потом застревает.
— Пупсик, кажется, что-то мешает с твоей стороны. Подтолкни-ка отверткой, а я снова потяну.
Гробовую тишину взрывает грохот очередного поезда, но я столь сосредоточена на операции, что едва ли обращаю на шум внимание.
Засовываю отвертку в щель и надавливаю, и Клемент снова обхватывает кирпич.
— Не так сильно, пупсик, — шепчет он.