4. Ну и, наконец, еще одна обычно непризнаваемая причина – это вообще не твое желание. Ведь куча желаний нам просто навязано – обществом, стереотипами, родными (особенно родителями). Тебе все твердят – надо жениться/выходить замуж. Твердят год, два, три. Ты уже действительно об этом постоянно думаешь, пора бы, да. Но как-то неуютно тебе, не хочешь ты этого на самом деле.
– Ну хорошо. А что делать то? Вот в том же случае три все ж таки не ясно, как убедить подсознание, что и для тебя ЭТО ВОЗМОЖНО? Любые примеры типа "ну вот Билл Гейтс (Марк Захерберг, Сергей Брин, Рафаэль Надаль и т. д. и т. п.) же смог" не проходят – хотя бы потому, что ты думаешь, что все эти персонажи уже родились гениями и небожителями (не отсюда ли, кстати, заповедь "не сотвори себе кумира", чтобы не иметь подобных "оглядок"?). В общем, что же делать в этих случаях?
А для варианта четыре вопрос в том, что ведь многое из навязанного – оно не просто чье-то конкретное, а своего рода один из паттернов коллективного бессознательного – ну типа, что быть богатым – это хорошо. Но ведь и впрямь много хорошего – возможность жить в комфорте, путешествовать куда захочешь, с женщинами тоже много чего упрощает в отношениях и т. д. и т. п. Так что эти вроде как привнесенные извне желания содержат в себе многое, условно говоря, архетипически и физиологически удобное. И как же быть в этом случае? Ведь банальный отказ не пройдет, потому что то же самое подсознание почувствует, что в подобном решении "вместе с водой выплескивается и ребенок". И как быть?
– Ха, как говорили во времена моей молодости «знал бы прикуп – жил бы в Сочи». М-да, сейчас это уже не так привлекательно. Да знай бы я гарантированные пути их решения, я бы уже построил завод на Луне. Или дом отдыха на Марсе. М-да…
– А вам, Сергей Мифодьевич, что, здесь плохо живется, чтобы на Марсе отдыхать?
– А ты не дерзи страшим то, не дерзи! А то скажу своему отцу, а он твоему наставнику по выживанию – и будешь ты дней пять волков ловить или с медведем бороться отправишься.
– Ну вот, опять домострой начинается.
– Ох, много тебе тут воли дают. В мои то времена жестче все было, суровее.
– А меня любят и ценят. Потому что я способный.
– Это кто же тебе такое сказал то?!
– Да я сам догадался.
– Ах так. Ну давай тогда пойдем на полянку, посмотрю, на что ты хотя бы в «свиле» годен.
В ответ на эту реплику высокий стройный молодой человек с пышной шапкой пшенично-русых волос мягким текучим движением поднялся с пенька, на котором сидел, и пройдя сквозь малинник так, словно тот на его пути расступался, смыкаясь сразу за спиной, спустя всего пару секунд уже стоял в центре снопа солнечных лучей, пробившегося в центр полянки через кроны деревьев.
Второй участник разговора, мужчина лет сорока-сорока пяти, черноволосый, среднего роста, но при этом очень широкий в плечах, неторопливо отвалился от ствола кедра, в переплетенных выступающих из земли корнях которого он сидел словно в кресле, встал на ноги, потянулся всем телом, после чего сделал два стремительных шага и буквально взвившись в воздух, в изящном пируэте, больше походившем на полет, перепрыгнул кусты и оказался в двух метрах от стоявшего во внешне расслабленной позе парня. И сразу же атаковал того стремительной серией ударов. В ответ юноша, едва партнер по сшибке (именно партнер, а не противник, так как поединок шел «на любки») вошел в его «околицу» и образовал «ядро схватки», резко ушел влево-вперед, как бы обтекая сразу весь конус векторов атаки широкоплечего, стремясь зайти ему за спину или хотя бы контратаковать «в разрез» сбоку. Но тот мгновенно сместился по диагонали вперед-вниз и провел круговую подсечку. Юноша сделал фляк и сразу же на выходе из него, «на возврате» рванулся в атаку – ровно затем, чтобы попасть в захват. Из которого он попробовал уйти в позволении, но старший товарищ сделать ему этого не дал, подбив колено левой ноги и чувствительно ударив локтем в шею. После чего отпустил захват и отступив на пару шагов назад, выставил вперед обе руки. Показывая тем самым, что лично он больше схватку продолжать не намерен.