- И что же вы предлагаете? - мрачно, зло поинтересовался Варза.
- Бригада может успешно оборонять город, - пожав плечами, ответил Ильин. - Конечно, учитывая ограниченность имеющихся сил, высокую протяженность городской черты, подавляющее превосходство противника... Учитывая это, можно сказать, что в течение длительного времени - месяца и даже двух - мы можем оказывать сопротивление, удерживая различные районы.
- А после? - задал вопрос неизвестный чиновник с незапоминающимся лицом и острым, внимательным взглядом.
- А после нас сомнут, - безжалостно констатировал полковник. - Сейчас хоть и не Великая Отечественная, но и Томск - не Брест. В качестве разрозненных, дезорганизованных групп бригада значения представлять не будет. Пускай даже отдельные повстанцы и будут сопротивляться годами.
- Это намек на пораженческие настроения? - тут же вцепился в оброненную фразу Варза. Привычно почуяв знакомое поле словесных баталий, Давид Осипович преобразился. Ещё секунду назад в вальяжной, закрытой позе нельзя было угадать нынешнего острого профиля. Начальник весь подался вперед, будто борзая на поводке: ноздри грозно раздулись, втягивая со свистом воздух, на лбу и висках вздулись тугие узлы вен, глаза били наверняка из-под прищуренных век. - Сомневаетесь в успехе правого дела? В нашей победе?!
Ильин промолчал, с трудом удержав ироничный смешок - полковник столько повидал и из стольких кабинетных схваток вышел живым, что нынешние потуги по-сути бесправного, на птичьих правах сидящего начальника просто кажутся смешными благоглупостями. Хотя, конечно, не стоит спускать - таким, как и век назад, ничего не стоит пустить на бойню тысячи жизней. А после трусливо прикрыться произволом кровавых тиранов и ещё более кровавых инквизиторских чекистов. Это же понял и Кузнецов, сделавший на будущее заметку приложить максимум усилий для нейтрализации чересчур нахрапистого карьериста. Произнес, однако, адмирал вполне спокойно и даже примирительно:
- Я убежден, что Иван Федорович имел в виду простую констатацию факта из военной истории. Верно?
- Так точно, товарищ вице-адмирал, - Ильин безмятежно кивнул.
- Осторожнее надо быть с такими примерами... - недовольно проворчав, Варза вновь скукожился в кресле. Уж он-то отлично понимал: против Кузнецова - адмирала с лаврами спасителя города, да ещё и так неудачно сдружившегося с местными ЧК - не выстоять.
- Я продолжу... - Ильин откашлялся, старательно обдумывая, как бы поаккуратней сказать то страшное, то постыдное, что наверняка у каждого офицера на уме. Как бы не сорвался после весь честной собор поносить военных и не сделалось беды большей, чем есть сейчас? А говорить-то надо... Наверняка Кузнецов рассчитывает, что стальной полковник не побоится сказать такое, за что иного бы растерзали. Как когда-то решился Михаил Илларионович. - Так вот, учитывая сказанное, чтобы избежать жертв среди мирного населения и сохранить бригаду, я считаю единственно верным решением оставить город...
Что тут началось! На несколько секунд кромешная тишина выстудила комнату. Ильину даже почудилось, что слышит, как со скрипом поворачиваются в орбитах глаза. Если военные, насупившись, молчат, то гражданские от удивления распахнули рты, ошарашенные взгляды мечутся по сторонам в поисках поддержки, понимания. А затем грянуло... Поднялся со всех сторон гвалт, сродни базарному: не взирая на чины, не оглядываясь на соседей, кричат, кричат, кричат: "Предатель!", "Трус!", "Расстрелять!", "Повесить!", "Вон!!!" и уж совсем невероятные "Шельма!!" и "Каналья!". Варза же, как центр оппозиции, смолчал. Только на лице проступило отчетливое выражение мрачного торжества. Взгляд презрительно говорил: "Попались! Теперь-то никакие заслуги не спасут!"
"В верно... - подумал Ильин, - Не спасут. Такое признать не всякий решится... Но сказать правду было нужно, а что сделано - то сделано..."
Почти никто за моральным избиением полковника не заметил скользнувшего в открытую дверь лейтенанта. Тот прокрался по встревоженному кабинету согнувшись - будто заяц близь осиного гнезда. Подступив со спины к адмиралу, Лейтенант что-то доложил - и тут же убежал прочь. Судя по выражению лица Кузнецова, действительно важное - на глазах помрачнело. Но, главное, новости из колеи командира не выбили - наоборот добавили решимости.
Подняв руку, Кузнецов громко выкрикнул, уверенно перекрывая гвалт:
- Товарищи, Товарищи! Спокойствие!! Тихо!!
Мощный голос ударил с такой силой, что почти сразу ворчуны и недовольный смолкли. Адмирал же кивнул, как ни в чём не бывало и продолжил - уже на несколько порядков тише.