— Не сопротивляйся, глупо. Сделай это своим оружием. Сражайся, получая удовольствие. Такое удовольствие. Слейся с мечом воедино, позволь ему стать частью тебя, — Разящий был необычайно серьезен, хотя Садар почти решил, что это очередная шутка безумного альбиноса. Не шутка. Это и есть то самое обучение? И если попытаться поймать здравую мысль, то… хитро, ой как хитро придумано. Если суметь направить желание…
… слиться воедино, в танце тел, как любовники… позволить овладеть собой. Только так можно стать единым целым с мечом, впустив в себя. Даже сквозь туман желания Садар осознал эту простую мысль. То, к чему его так долго подталкивал Разящий, насилуя каждую ночь. И заскрежетал зубами:
— Придурок! Ты ласковым быть не пробовал? Я бы быстрее понял!
Выплеснув злость, принц позволил себе… расслабиться, чувствуя, как разливается по венам ядовитое наслаждение, смешиваясь с совершенно новым экстатическим ощущением единения с оружием. Не действие, не движение, но ощущение. Открыв глаза, Садар попробовал сконцентрировать туманный взгляд на альбиносе и… взбесившимся ураганом ринулся на Разящего, в долю секунды выбив из того ленивую уверенность движений. На этот раз противник оборонялся всерьез. Да, силы по-прежнему неравны, и значительный перевес оставался на стороне неприкасаемого, но все же это перестало походить на игру кошки с мышкой. Зрители взвыли и засвистели. Новобранцы откровенно болели за принца, ранее на их глазах столь поруганного в умении владеть мечом.
Поединок продолжался несколько минут, и у Разящего даже слегка сбилось дыхание — столь неистов был Садар. И все же принц выдохся слишком быстро, стоило ослабнуть действию зелья — в момент повис на руках неприкасаемого, обмякнув. Порошок имел свойство высасывать силы после того, как уходила эйфория.
— Паскудная у тебя наука, Разящий, надолго не хватает, для боя не сгодится, — прохрипел Садар, пытаясь перевести дыхание.
— Мой господин должен научиться этому без зелья, — ответил альбинос, отправив клинок в ножны и поднимая обессилевшего принца на руки.
Глава пятая
— Этот младенец должен выжить. И должен стать Разящим.
— Почему он так важен?
— Потому что он принадлежит императору Мадерека.
— Сто тысяч золотых.
— Разве вы не по доброй воле берете под опеку проклятых?
— Мы не станем растить бесплатно воина для империи.
Кассим замер в тайном наблюдательном пункте. По приказу императора с Разящего и Садара не спускали глаз. Вот только поручил правитель столь щекотливое дело тому, кто изначально замешан в истории с неприкасаемым, — генералу, чей чин достаточно высок для посвящения в подобные тайны. И теперь он выстаивал по ночам в тайных переходах, подсматривая в замаскированную щель: что же происходит между этими двумя, когда они остаются наедине. Хотя его самого уже порядочно тошнило от повторяющейся из ночи в ночь картины,
Кассим присматривал за спальней. Низкая кровать, изголовьем придвинутая к стене, легкий полог тончайшей газовой ткани прозрачным балдахином укрывал постель от москитов. Стены, обшитые богатым шелком голубого цвета с лазоревым тиснением. Убранство комнаты: немногочисленная мебель, кровать, пара сундуков и низкая тахта. Всё изготовлено из драгоценного дерева темно-орехового цвета. Даже сам воздух императорского дворца пропитывал эти покои: в тонкий аромат молодого вина вплетались нити запахов мирта и тамариска, приправленные сладковатым привкусом халвы и специй.
Сегодня все было иначе. Кассим даже потер глаза, не веря в то, что видит. Принц вовсе не вел себя покорной овечкой, в которой выдавала волка лишь ярость в глазах. Нет, он налил кубок вина, залпом осушил его и, сорвав с себя верхнюю одежду, оставшись в лёгкой сорочке, толкнул Разящего на постель, усевшись верхом, и взмахнул рукой, распыляя в воздухе мельчайший порошок. Генерал бы и не заметил крохотных пылинок, но догадался о совершенном действии, учуяв тончайший запах… мускуса и амбры, и еще чего-то незнакомого, от чего защекотало ноздри. И, кажется, этот запах был ему знаком. Только в тот раз находился на более безопасном расстоянии.
— Принять? Что ж, я научусь. Принимать, владея, — слова Садара донеслись до слуха генерала, пока он пытался сдержать чих.
Пол ушел из-под ног, и Кассим едва удержался, цепляясь за стену, чтобы не упасть. Больше он не мог расслышать слов, лишь жадно прикипел взглядом к тому, что происходило в комнате, мысленно ругая себя, пытаясь протрезветь от накатившего дурмана и… возбуждения. Последнее всерьез озадачило и обескуражило. Он злился, силился охладить собственный неуместный пыл, но получалось крайне плохо, вернее, совсем не получалось. Сладострастие лишь нарастало, постепенно выводя Кассима из равновесия, — он готов был взвыть и броситься прочь от этого места, испугавшись, что выдаст себя с головой.
И вдруг мягкая ладонь закрыла рот генерала.
— Тише, — едва слышно прошелестел шепотом знакомый голос, и Кассим впился зубами в поднесенную ко рту ладонь, давя срывающийся вскрик.
Жрецу стоило немалых усилий оттащить бьющегося в экстазе генерала в комнату, свою, потому что она ближе. Кассима еще трясло как в лихорадке, а Кирит тем временем возился с зельями, в итоге силой залив в рот пострадавшего полкубка какой-то жидкости. Помогло. Жертва порошка пришла в себя, едва не набросившись с кулаками на "спасителя".
— Да как ты посмел?!
— Успокойся, выхода не было, тем более, я жрец, и не такое делать приходилось. Если бы я не подоспел, то ты впал бы в неистовство. Увы, но противоядия с собой не ношу, пришлось действовать по ситуации, — спокойно ответил Кирит.
— Противоядия? — переспросил, немного успокоившись, генерал. Все же, здраво рассудив, он понял, что жрец прав, ситуация сложилась аховая, и даже по осколочным воспоминаниям осознавал, что был на грани помешательства.
— Да, ты надышался саккаром. Я уловил слабый запах, так что вряд ли ошибаюсь, к тому же противоядие сработало правильно. Только вот… это Разящий его развеял по комнате столь щедро, что и тебе досталось?
— Нет, принц.
— Принц?! — глаза жреца округлились в удивлении и… мгновенно сощурились в узкие опасные щелки. — Действительно, Садар не так уж прост. И если он всё же станет владельцем Разящего не номинально, то проблем не избежать.
— А разве он не стал им? — спросил в недоумении Кассим.
— Пока нет. Его можно назвать разве что носителем, но никак не владельцем. Проклятье! Если он покорит альбиноса, это будет… лишним для политики и безопасности империи.
— Может… принца убить или выслать?
— Кассим, не разочаровывай меня в своих умственных способностях. Убить — и Разящий будет крушить все, что видит перед собой, пытаясь отомстить за смерть господина. Придется его уничтожить, а мертвый он нам бесполезен. Изгнать — и он пойдет за своим хозяином. Тут другое нужно.
— Но что?
— Я думаю.
Вокруг тренировочной площадки сгрудились юнцы-новобранцы. С каждым днем их становилось все больше: слухи о двух мастерах меча быстро расползлись по казармам, и если старшие лишь головой покачивали, то молодежь ринулась смотреть на поединки, которые вот уж месяц ежедневно происходили на плацу.
— Сегодня попробуем без саккара, — произнес Садар, приблизившись к Разящему вплотную. Разочарованно-возмущенным вздохом сопроводили зрители крепкий поцелуй, которым наградил принц альбиноса. И одобрительный вопль последовал за тем, как спустя мгновение, неровно задышав, Садар ринулся смертоносным вихрем на проклятого, вынудив того попятиться, высвобождая меч из ножен.
Поединок был коротким, но весьма напряженным. Садар заставил Разящего поднять удивленно брови и особо расслабляться не позволил. Зрители делали ставки — сколько минут на этот раз продержится сидеримец до того, как неприкасаемый выбьет его меч из рук. Двенадцать минут. И принц, согнувшись пополам, тяжело задышал, проводив взглядом улетевший клинок. Однако и сам альбинос смахнул капельки пота со лба и над губой. Легкой добычей Садар уже не являлся и запросто положил бы любого другого противника, а то и двух. Если бы ими являлись обычные воины.