«Ивате» стоял только на очереди на перевооружение — из Британии должны были прийти очередные восемь 203 мм орудий, а потому на нем было все по «старинке». Снаряды подавались из погреба и складывались, когда в них воткнулась раскаленная болванка, разметавшая их в стороны как пушинки и проломившая заднюю стальную стенку каземата. А так как японцы снаряжали свои «фугасы» шимозой, а эта «дьявольская» взрывчатка была крайне капризна и не раз демонстрировала свой «скверный» характер, то такое обращение ей не понравилось — началась детонация. Рвануло так, что верхний каземат разметало в стороны, порхая по воздуху, тяжеленые стальные плиты рухнули в морскую пучину. И тут же взрыв произошел в нижнем каземате, так же набитом снарядами — картина повторилась. Полсотни человеческих душ буквально испарились в этом чудовищном катаклизме, пламя и дым поднялись над «Ивате» ужасающим черным столбом, который видели русские и японцы. И если первые взорвались ликующими криками, то вторые на добрую минуту впали в ступор, ожидая взрыва погреба и гибели корабля. Но минуты текли одна за другой, но апокалипсиса для отдельно взятого корабля не случилось — кто-то неизвестный сумел в последнюю секунду своей жизни затопить погреб, в который уже ворвался огонь…
— Какого хрена он не взрывается⁈
Командир броненосца с каким-то детским недоумением посмотрел на адмирала, а Лощинский только и смог пожать плечами в ответ — он и сам не понимал, почему нет внутреннего взрыва. «Ивате» вывалился из колонны, и медленно пошел, вернее, пополз на юг, по уже знакомому для японцев маршруту, по которому прошли «Фудзи», «Ниссин» и «Такасаго», последний корабль, к счастью, уже числившийся по «ведомству Нептуна».
— В Вей-Хай-Вей уходит, надеюсь, эскадра его не упустит, он же еле на воде держится, в борту пролом такой, что вагон конки влезет. Вот вам пример, господа, как умеют строить корабли — должен был потонуть при взрыве, но не развалился. Лишь бы не упустить…
Лощинский вздохнул, в груди саднило. «Подранок» уходил, добить его было невозможно — русские корабли японцы лихорадочно продолжали осыпать градом фугасных снарядов. Особенно доставалось «Витгефту» — теперь по нему били сразу два крейсера, и лишь «Якумо» продолжал стрелять по «Севастополю», на котором сразу же испытали облегчение. Так бывает на войне, когда противник переносит огонь. И хотя умом все понимают, что товарищам в данный момент приходится плохо, но в данный момент наступает своего рода передышка, когда все чувствуют, что смерть ненадолго отступила. Но это состояние быстро проходит — бой ведь не окончен, и нужно сражаться дальше, или до победы, либо до погибели, ведь другого исхода на войне просто нет, дилемма простая.