Внутри всё дрожит, но глаза поднимаю. Пульсирующий вертикальный зрачок гипнотизирует и увлекает в искристую туманность янтарной радужки. Снова вижу, как поднимается и расцветает роза. И клокочет пламя, синее с белыми завитками. Бушующий океан пламени.
– Ты не та, кто есть.
Вердикт дракона вышибает дыхание. Замираю. Стараюсь даже не моргать.
– Двоедушица, – буднично признаёт инспектор-дракон. – Вот почему нарушала интердикты. У кого две души – нет ни одной. Великий Охранитель пресветел и мудрость его велика!
Киваю, судорожно сглотнув шипастый ком. Кто я такая, чтобы оспаривать мудрость Великого Охранителя?
– Ты отправишься в Бездну, как и все двоедушцы. Тебе не место здесь.
Сама знаю.
Пусть в бездну. Может, через неё вернусь домой, Может она – кротовая нора? И выкинет меня куда в мир, где ждут папа, Машка и Фил?
Окутывает теплом. Улыбаюсь прямо в морду дракона.
Котёнок выжил. Встречает весну. Это – сигнал надежды.
– Почему ты не плачешь?
– Потому что умерла давно, уважаемый инспектор. Вы ведь заглянули в меня, – нарочно выдёргиваю то воспоминание, не моё, отсудашнее, – и видели, через что прошла в «Обители лилий». Меня не стало в тот день.
И чудится вздох, похожий на стон.
Дракон сочувствует мне? Интересно, что он увидел ещё? Нас обеих, или только Айринн? Я так старательно и громко думала о ней.
– Видел и могу лишь сожалеть, что ты грех усугубила грехом. И не коснись твоей души Тот Свет, что дал тебе душу незнаемую, тебя бы наказали синим пламенем. Но это слишком славная казнь для двоедушицы. Ибо нет греха страшнее, чем принять вторую душу. Но в Бездне ты не умрёшь. Однако падшей потом не вернуться к людям.
Ледяная капля сбегает по позвоночнику. Зря не боялась. Похоже, оттуда, из этой Бездны, явно не домой.
Вспоминаю, как Лэсси упрямо твердила, что не хочет умирать. И жалею сейчас, что отговаривала её. Иногда смерть лучше.
И тут накрывает: Лэсси, девочки!..
Сердце прыгает где-то в горле и трудно дышать. Они верили мне!
Подскакиваю, насколько позволяют прикованные руки, и кричу ему в рогатую морду:
– Пощадите их, господин инспектор! Девочек, что были со мной! Пусть я грязна и грешна, но они ещё дети. Они не сделали ничего дурного!
Смотрю на дракона, а перед глазами их мордашки. Полные света и радости, потому что котёнок выжил. Нужно постараться. Ради них. Пусть мне немного осталась. Но хоть их…
Душит волнение, слова вязнут и не хотят рождаться. Облизываю губы и говорю уже тише:
– Они не виноваты! Это я сочиняла стихи! Отпустите их, пожалуйста, господин инспектор!
Дракон перевешивается через стеклянную стену, нервно бьёт хвостом. Его ноздри пульсируют, словно он хочет вынюхать всю ложь в моей душе.
Меня колотит так, что, кажется, подрагивает стол, к которому прикована, и сама перегородка между нами.
Он отводит взгляд, отодвигается. И теперь голос в моей голове звучит уже приглушённо и… взволнованно.
– Почему?
Опускаюсь на стул, сжимаю кулаки и загадываю, с тем же отчаянным желанием – сбудься! – с каким загадывала, задувая свечи на именинном торте:
– Пусть они увидят котят!
Дракон вздрагивает всей громадной тушей и бормочет у меня в голове:
– Не может быть! – и растрачивает всё своё пугающее величие, потому что дальше уже быстро и очень волнуясь: – Двоедушцы корыстны и злы. Они вопят и просят за себя. Мерзкие, уродливые создания, сожранные тьмой. Отродья, место которым в Бездне. Но… ты… двоедушица… не боишься смерти, меня и молишь за других? Такое могут только светлые по рождению. Лишь им достаёт благородства защитить слабого. А это значит… Позволь …
Возле моей руки оказывается полупрозрачная тварь, похожая на комара, но размером с морскую свинку. Бронзовый, весь из винтиков, болтиков и скрепок. Лапки-проволочки. Туловище – небольшой резервуар с крохотным люком наверху. Тоненький хоботок впивается в палец. И я заворожено наблюдаю, как в нутро механического насекомого затекает моя кровь.
Комар отваливается и ползёт к дракону.
И по ту сторону разделяющей стены, над столом, возникает и светится панель с кнопками и клавиатурой. (Ух ты, сенсорная!) Справа от меня на столе за стеной – круг, разделённый на пять секторов. Туда садиться комар, выпускает кровь, как из шланга.
Стекло, разделяющее нас, мерцает, как экран.
В углу, сменяя друг друга, мелькают лица, а рядом – течёт бирюзовый текст: инспектор ищет какие-то соответствия по крови. Что-то вроде анализа ДНК.
Поиск останавливается, и передо мной гордое, красивое лицо мужчины средних лет. О таких говорят породистый. И безошибочно определяют социальный статус – аристократ.
– Герцог Дьюилли?! – ошарашено говорит дракон. – Значит, вы (и куда только девалось пренебрежительное «ты»?) его похищенная дочь и мо…
Слова обрываются, вижу, как грудь змея высоко вздымается, слышу гулкое биенье драконьего сердца.
Но мои мысли о другом. Нашёлся! Отец! Так похожий на моего. Вот бы увидеться с ним! Только бы раз! Он бы спас меня от всех драконов и бездн.
Инспектор же явно в смятении. Ходит туда-сюда, бьёт хвостом, ноздрями дрожит. В глазах, которые зеркало души, полыхает ад.
– Леди Дьюилли – двоедушица? Что теперь делать? Светлая по рождению не может пасть!
Даже жалко его. Не привык, должно быть, когда что-то идёт в разрез с предписаниями?
– Ну вы ведь можете никому не говорить про меня? – подсказываю и тут же жалею, потому что он пристально уставляется на меня, прожигает насквозь.
И уже не в голове, а сверху, оглушая, льются слова – непреклонные, строгие, страшные:
– Что же ты колеблешься, ангел? Лишь душа, тронутая тьмой, может подбивать ко лжи! Двоедушцам полагается Бездна. Так изыйди же в неё, мерзкая грешница!
Зажимы на запястьях отщёлкиваются, стул отползает, будто живой. Пол разверзается, срываюсь.
– Девочки! Вы обещали!
И последнее, что вижу: полные ужаса глаза дракона.
Доска, за которую ухватилась, начинает трястись. И ненасытная пасть Бездны клацает челюстями над моей головой. Лечу туда, где ворчит и плещется прожорливое нутро абсолютной тьмы.
Папочка! Люблю тебя! Прощай…
***
…и является свет.
Яркий, предельно-белый. Закрываю глаза ладонями, зажмуриваюсь, но он протекает сквозь пальцы, залезает под веки, выжигает зрачки. К счастью, скоро под тело подныривает нечто мягкое и проваливаюсь в это нечто. И… лечу вверх, как на батуте. Удаётся упасть на более-менее гладкое. Лишь тогда вздыхаю и открываю глаза.
Сижу на мягком и ослепительно белом. Над головой – синева, такая, что голова кругом. Яркая и чистая, как детская мечта.
А передо мной – круглое, красное, очень пушистое, с длинными ушами. Чёрные бусины смотрят, не мигая. Мой кролик. Своеобразный. Ну и я не Алиса.
– Привет, – говорю ему.
– Привет, – отвечают за спиной.
Оборачиваюсь и замираю.
Вот этот – настоящий, такой, какими я и привыкла представлять их в моём мире: юный, красивый, серебристо-белые волосы по плечам, взгляд голубой и невинный. Одет в светлое в пол. Над головой нимб.
Всё по канону.
– Значит, я всё-таки умерла?
Он улыбается, садится рядом.
– Нет, пока нет.
Голос добрый, приятный. Любые вести, сказанные таким, будут благими.
– Обнадёживает.
И откидываюсь назад, в пух облака. Теперь-то понимаю, что это оно, раз рядом сидит настоящий ангел.
– Они зовут меня Великим Охранителем.
Он без труда и зазрения совести читает меня.
– Надо же! Я представляла тебя страшнее и старше.
– Фантазёрка! – не ругается он. – Не ошибся в тебе.
– Стало быть, тебя благодарить, что не в бездне?
– А то! – слегка самодовольно, склонив голову набок. – Я немного подкорректировал твой полёт.
– Ну это же ты сам меня в бездну отправил?