И я сделал это!
Я завернул вечером в универмаг и прикупил стандартный набор фотографа-любителя СССР. Благо, на днях я весьма удачно реализовал здесь, в прошлом, помимо радиоприёмника, ещё и проигрыватель виниловых пластинок, чудом сохранившийся на даче одного знакомого из 2018 года, и, стало быть, с некоторых пор у меня в карманах завелось ещё несколько советских купюр. А на ту дачу я попал совершено случайно – позвали на шашлыки соседи, да задаром отдали проигрыватель, едва я о нём заикнулся.
Итак, я приобрёл пять плёнок с маркировкой «65», две упаковки фотобумаги, одну новую кювету среднего размера, три проявителя для плёнок, два проявителя для печати фотографий, а также закрепители (точнее сказать, фиксажи).
Кстати, если кто не знает, как раз после описанного выше волшебства с отсчитыванием секунд преображённый лист фотобумаги (но с виду ещё пока девственный) окунают, прихватив пинцетом за уголок, сначала в кювету с водным раствором проявителя. И там чудесным образом сразу начинают появляться лица и контуры места съёмки. Когда же снимок вырисовывается в полной красе, готовый лист окунают в закрепитель (после лёгкого ополаскивания в ванночке с водой).
Ну а кювету я прикупил, поскольку вспомнил, что одна такая у меня в юности прохудилась, и я её кое-как залатал паяльником.
Все приобретённые товары, добродушно улыбнувшись миленькой советской продавщице, блондиночке со стрижкой под мальчика, – весь стандартный набор фотолюбителя я засунул в соответствующую времени тканную авоську.
Дальше я прямиком отправился на главпочтамт, точно как в своей недавней лживой легенде. Я решил, что наилучший способ доставить расходные материалы мне юному – это аккуратно запечатанная почтовая посылка. Ведь во время оное почта СССР – одна из самых важных и надёжных структур. К тому же, так я на корню исключал любые соблазны, которые возникли бы при личной встрече.
На почте мне пришлось оживить в памяти ещё один старинный процесс. Ибо, надо отметить, в СССР отправка посылки – дело довольно хлопотное! Для начала я взял бланк из стопки со стойки, за которой восседали строгие сотрудницы.
На этом формуляре я заполнил необходимые графы: вписал адрес получателя, индекс по памяти (вспомнил из детства), а также фамилию, имя и отчество матери. Паспорт ведь только у неё, но уж она-то поймёт, кому предназначается посылка.
В качестве отправителя я указал вымышленное лицо. Слава богу, при отправке посылки в СССР документ не спрашивали. И пусть потом гадают Коля Герасименко с его мамой, что за волшебник прислал в подарок «пятьсот эскимо»!
Итак, заполнив соответствующий бланк, я приобрёл здесь же, на почтамте, небольшой фанерный ящик, в который и упаковал фототовары. Крышку ящика я прибил маленькими гвоздиками с помощью молоточка – всё это мне любезно предоставили строгие сотрудницы. Затем я прямо на ящике написал адрес получателя и сдал посылку усталой дородной женщине.
Конечно, я вспомнил детали данной процедуры только после наблюдения за предыдущим в очереди человеком (дедушкой с бородкой в плаще), который передо мной благополучно отправил куда-то в Тюмень такую же по объёму посылку.
Кстати, когда я сам проделал весь этот процесс, у меня в груди даже как-то потеплело. Накатила этакая ностальгия по прошлому.
Да уж, в СССР государственная почта значила примерно то же самое, что для нас сейчас интернет. Вот только советские люди отправляли в посылках не просто вещи или консервы с продуктами, они словно вкладывали в эти чудные фанерные ящички частичку своего тепла!
Мать пересылала горсточку любви сыну в армию, друг отправлял толику души товарищу на другом конце страны, родственники с юга переправляли сухофрукты с граммами своего радушия. И такая материальная сеть делала народ чище и добрее. Не то что виртуальный интернет с его ложными аватарками и фейковыми новостями!
Ну да ладно, чего уж там!
Короче говоря, я получил от содеянного мной этим вечером в СССР огромное удовлетворение!
Однако ночью, увы, вся эта эйфория испарилась, сошла на нет. И виной тому стала моя советская половинка. На Милу что-то нашло. Сначала она одарила меня в постели бурными ласками, но вскоре её пыл поутих. Она как-то странно облокотилась мне на голую грудь, вытянула шею и вдруг спросила, сверкнув в лунном свете посеревшей зеленью глаз: