— Да вы просто сговорились, — с досадой хмыкнул Бенвор.
Назавтра Уилкас отправился в столицу. Он собирался осторожно пробраться в Олквинау потайной дорожкой, которой друзья часто пользовались в детских играх, чтобы разузнать о судьбе родных Бенвора, успокоить их несомненную тревогу из-за чумы и, если получится, потихоньку привезти Ланайона и Веанрис на свадьбу. Его ждали три дня. Когда Хоркан уже собирался ехать следом, Воллан вернулся. Один.
— Твой брат жив и здоров, — первым делом оповестил он Бенвора, который весь извелся за эти дни. — Но он с семьей под домашним арестом.
Успокоенный хорошей новостью, капитан ухватился за плохую.
— Что с ним было?
— Пока ничего серьезного. Когда узнали, что вернулся, приезжал судейский чиновник со стражей. А Ланайон как раз лежал больной — простыл ведь. Допросили прямо так и оставили выздоравливать. Потом как-то все утихло само собой — забыли, может? Или опасались — вдруг и там чума вылезет? Пока его не трогают, а он и боится узнавать, что можно, а чего нельзя. Так и сидят дома, носа не высовывают.
— А что вообще слышно в столице?
— Ни черта я не понял, если честно, — развел руками Уилкас. — Говорят, коронация Майрона сорвалась. До Ланайона новости почти не доходят, а повидать кого-нибудь еще я не рискнул. Ах, да — Жомеросуин опять закрыл границу. Вроде как боятся поветрия — отсюда-то совсем недалеко. А на самом деле — кто его знает?
— Странно, — тихо заметил капитан. — Чума ведь не начала распространяться, и это всем ясно, как день. Неужели в Анклау все-таки ждут армию Рунгунда?
Уилкас привез не только новости. Проезжая мимо обители Кампа, он встретил и прихватил с собой Микаса. Старый писарь еще в начале осени уехал из приграничного форта в монастырь — там было безопаснее. Узнав по секрету от Воллана, что чумы в Сентине нет, Микас увязался с ним.
— А это тебе передали из Олквинау, — Уилкас протянул объемистую сумку. — И велели поздравить.
— Что еще сказал Ланайон? — настороженно спросил капитан. Воллан не стал уточнять — ему и так было ясно, что речь идет о невесте.
— "И почему меня это не удивляет?", — усмехнувшись, повторил Уилкас, невольно передразнив характерную интонацию барона.
— И все? — удивился Бенвор.
— Ну, не станет же он выкладывать остальное мне? Дождись уж личной встречи. Но мне кажется, теперь у Ланайона не хватит духу возражать.
Сумку Олквин открыл уже наверху. Парадный мундир приветливо блеснул начищенными пуговицами.
— А это, видимо, для тебя, — Бенвор протянул Джелайне сверток с торчащим наружу уголком дорогой светлой ткани. Веанрис, в своей обычной манере, постаралась позаботиться хотя бы о том, чтобы жених и невеста были нарядными. Разворачивать платье при капитане Джелайна не стала — сослалась на какую-то плохую примету и удрала примерять его в свои бывшие покои, ныне стоявшие пустыми.
В сумке болтался еще какой-то предмет. Бенвор пошарил рукой и выудил маленький бархатный мешочек. Внутри было что-то твердое. Развязав тесьму, Олквин вытряхнул на ладонь кольцо с потускневшим от долгого хранения в темноте зеленым камнем в старинной золотой оправе.
Юноша замер, тотчас вспомнив, кому принадлежало это кольцо. В детстве он не раз видел его на изящной руке матери. После ее смерти многие драгоценности куда-то пропали — наверное, отец распродал все, что сам дарил строптивой жене. Остались только фамильные, всегда принадлежавшие баронской семье — их теперь носила Веанрис. А это кольцо некогда было частью приданого очаровательной леди Рианэн Уормитон. Очевидно, Ланайон сберег его для младшего брата.
Крупный камень цвета морских волн под солнцем — камень цвета дивных материнских глаз. Бенвор получил лишь толику этого оттенка — лучистой звездочкой вокруг зрачка. Напрасно Веанрис заглядывала в глаза своим подрастающим малышам, веря, что хоть у кого-нибудь из них проявится редкая наследственность рода Уормитон. Цвет, переходящий только вместе с изумительной красотой, так и не достался детям сероглазого Ланайона.
Бенвор зажал кольцо в руке, чувствуя, как оно моментально теплеет. Соприкоснувшись с кожей, камень стал прозрачнее и слегка заблестел. Будто ожило око из прошлого, заглядывая в будущее с надеждой и любовью.
Хоть Платусс и упрашивал капитана позволить ему организовать свадьбу как можно торжественнее, "как подобает знати", Бенвор все же настоял на предельно скромной церемонии. Кого тут было удивлять? И без того, впервые увидев своего лорда в парадном мундире, впечатленные сентинцы разве что на колени не попадали. Такое событие, как свадьбу феодала, здесь могли припомнить лишь очень немногие старожилы. Да и то, простой люд тогда даже близко не подпустили, а нынче прямо на узкой площади перед хозяйским домом накрыли большое угощение для всех желающих, более чем наполовину устроенное самими же сентинцами, старающимися сделать господину хоть какой-нибудь подарок.
Ожидая появления невесты, Бенвор стоял у алтаря маленькой часовни в компании приосанившихся Хоркана и Уилкаса и, немного волнуясь, поглядывал на стоявшего в уголке Микаса. Два дня назад старый писарь пережил самый настоящий шок, когда узнал, кто именно является избранницей капитана. Он впал в ступор, хватая воздух ртом, косо посмотрел на Джелайну, издали ответившую ему таким же недобрым взглядом, и растерянно зашептал:
— Милорд, но почему?.. Она же…
— Молчать! — негромко, но веско оборвал его Олквин. — Не лезь не в свое дело.
— Конечно, милорд, — склонил голову старик. — Воллан рассказал, что она помогла вам с братом бежать из плена. Я понимаю вашу благодарность. Но жениться-то зачем?
— Ничего ты не понимаешь, — отмахнулся Бенвор.
— Да, она выходила вас от чумы, — не отставал Микас. — Но у меня хорошая память, и я знаю о ней то, чего не знают другие. Эта леди ничем не рисковала.
— Благодарность тут ни при чем, — не выдержал Олквин. — Я давно люблю Джелайну и жалею, что не обвенчался с ней раньше. Ты можешь думать все что угодно, но я уверен — лучшей жены мне не найти.
Микас заметно расстроился.
— Болезнь повредила ваш рассудок, милорд, — с горечью сказал он. — Вспомните, о чем она рассказывала.
— Я все помню, — кивнул Бенвор. — И прекрасно знаю, что ты сейчас хочешь сказать. Что Джелайна не настоящая, что ее тело — только проекция…
— Вот именно! — оживился писарь. — Как вы собираетесь жить с одной видимостью?
— Ну, знаешь, — фыркнул капитан. — Если бы мне не напомнили, я бы и не заметил разницы.
Уязвленный, старик ненадолго умолк, но потом осторожно произнес:
— Милорд, я надеюсь, вы женитесь на ней не потому, что в том мире ваш двойник…
Не дав Микасу договорить, Бенвор схватил его на ворот и прошипел:
— Ни слова больше! Я предупредил тебя тогда и повторю снова — если проговоришься о ней хоть кому-нибудь, я сам отрежу тебе язык!
— Отрезайте, коли угодно, — пробормотал писарь. — Тайну леди я и так никому бы не выдал, даже под пыткой.
Олквин удивленно усмехнулся и отпустил его.
— А ведь ты боишься Джелайну куда больше, чем меня. Почему?
— Она чужая здесь, — потупившись, выдавил Микас. — И никогда не станет своей. Она не боится гнева Божьего, не верит в самое святое. С виду она тиха и совсем безобидна, но внутри нее чутко дремлет чудовище, и никто не знает, что у него на уме. Собираетесь венчаться с убийцей… Вы хоть помните, сколько крови на ее руках?
— Нашел, чем пугать, — возразил Бенвор. — Мои руки тоже в крови, но меня-то ты не судишь? И трепета перед святынями мне, как ни старались, так и не смогли привить.
— Милорд, вы солдат, и убивали только в честном бою. А для нее отнять жизнь беззащитного человека — пустая игра, ремесло, холодный расчет.
— Микас, — хмуро напомнил Олквин, — я ведь жив сейчас именно благодаря тому, что Джелайну научили убивать. И можешь не сомневаться — она не станет колебаться и впредь, если меня коснется хоть тень опасности.
— Вот и пусть оберегает вашу жизнь, если в этом ей отрада. Пусть согревает ложе, если это в радость вам. Но зачем связывать себя священными узами брака с неживой сутью, чье присутствие здесь богопротивно по самой своей природе?