В окне иллюминатора проплывал аэропорт и другие самолеты, вот взлетел рейс перед нами, и мы медленно начали набирать скорость, готовясь к взлету. Шасси оторвалось от земли, и на краткий миг мы очутились в невесомости. Наш полет до Москвы начался.
Так как рейс был ранний, стоило нам набрать нужный эшелон, стюардесса тут же разнесла завтрак. Нежные блинчики я проглотила почти сразу, все же на фуршете я старалась много не есть. Глеб все так же молчал, а после и вовсе надел наушники и маску и заснул.
Я вообще перестала хоть что-то понимать в сложившейся ситуации: то он ласковый и нежный, то полный и бесповоротный игнор со стороны этой ледышки.
Не придумав ничего лучше, тоже постаралась заснуть: еще как минимум восемь часов можно поспать. Из аэропорта придется ехать сразу в офис, сдавать все документы и отчитываться о проведенной командировке.
А у папы отчет даже в устной форме мог затянуться на пару часов, и в собственную постель я могла попасть и на следующий день. А спать хотелось безумно, сказывался недосып последних дней и сегодняшняя бессонная ночь.
К собственной радости, я буквально сразу провалилась в сон. Из него меня выдернул уже голос капитана, говорящего о том, что мы начали снижение и температура за бортом в аэропорту прибытия всего восемнадцать градусов.
Да, не густо, особенно после теплого и солнечного Майами. Но делать было нечего, все вещи находятся в чемодане, а тот летит в багаже. И раньше зоны выдачи я его не увижу.
Обед-ужин я благополучно проспала, и теперь желудок настойчиво требовал положить в него хоть что-то съедобное. Но в ближайшую пару часов я могла рассчитывать только на кофе.
В иллюминаторе показались огни Москвы, и спустя десятка два минут мы приземлились в аэропорту. Самолет остановился в парке на стоянке, и мы стали ожидать подачи трапа.
В самом здании аэропорта было душно и толпа народу, и мне, уставшей и с кучей тараканов в голове, хотелось поскорее избавиться от проверки паспортного контроля, забрать багаж и скрыться внутри салона автомобиля.
К моей огромной радости, все рутинные процедуры не заняли много времени, и полчаса спустя мы с Глебом уже стояли на улице около терминала.
— Забыла набрать отцу, — чертыхнулась я, — чтобы он нас забрал.
— Зачем? — Глеб на меня удивленно посмотрел.
— Не хочу трястись на такси, — поморщившись, начала взглядом искать оное транспортное средство, которое доставит наши тушки в офис.
— Мне сказали за пару часов, — печально вздохнул парень, — моя машина на стоянке возле терминала «F».
— Да? — моей радости не было предела. — Правда?
— Пошли уж, мышка, — и, подхватив два наших чемодана, парень двинулся к соседнему терминалу.
Черный джип, принадлежащий парню, я заметила издалека: сколько раз руки чесались красной помадой написать что-нибудь — не пересчитать. В отличии от моего темно-синего кабриолета или белоснежного папиного кроссовера, машина Глеба снаружи выглядела как обычная машина.
Зато, попав внутрь, вы бы не поверили сами себе. Полностью индивидуальный салон и отделка. Как я знала от Инночки, стоило это чудо не меньше моего кабриолета, а то и побольше. Зато во всем этом маскараде был и существенный плюс. Если мою красотку уже пытались раза два угнать, то на машину Глеба таких покушений не совершалось, она выглядела очень стандартно, и на самом деле никому в голову прийти не могло, что за нее можно получить больше, чем за люксовую модель.
Устроившись на мягком сиденье, я замерла в ожидании, пока хозяин машины уложит наши вещи в багажник и займет место водителя. Глеб не заставил себя долго ждать, еще пара секунд на ремень — и машина, тихо урча, как довольная кошка, завелась.
Москва встретила нас пробками и постоянным шумом, от которого не помогали даже стекла. Радио создавало фон, а мы упорно продолжали молчать, не произнося ни одного слова. Так мы и добрались до здания, в котором располагался офис. Весь маршрут до офиса отца мы также проделали в молчании.
В голове всплывали самые жуткие и странные мысли. В груди все скреблось и рвалось на части от тоски и осознания факта, что сказка закончилась и назад ее уже не вернуть. Здравствуй, Москва! Да здравствует вражда!
Отец сидел за отполированным до зеркального состояния столом и что-то сосредоточенно подписывал, перекладывая из одной стопки в другую. При нашем появлении на хмуром лице расцвела улыбка, и меня тут же сжали в медвежьих объятиях и принялись яростно тискать, причитая, что я опять похудела.
— Кх, — Глеб осторожно покашлял, — Станислав Эдуардович.