И тут она испытала странную слабость, ее затошнило. Сильная боль в груди вынудила Жанну лечь на кровать. Она не смогла пойти на банкет; ночью ее охватил жар; ей было трудно шевелить конечностями, к утру они совсем утратили подвижность. Она задыхалась, боль в груди усилилась, стала невыносимой.
Ее покои во дворце Конде заполнились встревоженными гугенотами мужчинами и женщинами. У постели Жанны находились лучшие врачи страны, но они не могли понять странную природу болезни. Катрин прислала своих докторов. "Умоляю вас, - сказала королева-мать - не жалейте усилий, чтобы спасти жизнь королевы Наварры. Будет ужасно, если она умрет сейчас, когда подготовка к бракосочетанию идет полным ходом в столь дружественной обстановке".
Жанна попросила привести к ней Колиньи. Ее сознание затуманилось, но она чувствовала, что должна многое сказать ему. Она знала, что Колиньи и делу гугенотов угрожает серьезная опасность. Она помнила, что ее сын подслушал нечто важное в галерее Байонна, но подробности ускользали из ее слабеющей памяти.
Она знала, что умирает.
- Ваши молитвы не помогут мне. Я покоряюсь священной воле Господа, принимая любую беду как наказание Любящего Отца. Я никогда не боялась смерти. Я сожалею лишь о том, что вынуждена оставить моих детей одних. Они еще юны и не способны защититься от многих опасностей.
Жанна попросила их перестать плакать.
- Стоит ли делать это? - спросила она. - Вы видели, какими горестными были мои последние годы. Господь сжалился надо мной; теперь он зовет меня к себе, к радостям неземной жизни.
Она хотела, чтобы смерть поскорее избавила ее от телесных страданий. Но она думала о детях: о сыне Генрихе, нуждавшемся в руководстве, о дорогой Катрин, которая была так мала. Что станется с ними?
Катрин должна вернуться в Беарн. Жанна настаивала на этом.
- Пожалуйста, пожалуйста, - кричала она в те мгновения, когда сознание полностью возвращалось к ней, - отправьте мою маленькую дочь домой... подальше от этого развратного двора.
Она заговорила о скором браке сына; Катрин, стоявшая у ее кровати, сказала:
- Отдохните, моя дорогая наваррская сестра. Не тревожьтесь о ваших детях. Я стану для них матерью. Женитьба вашего Генриха сделает его моим сыном... я - крестная мать вашей дочери.
Катрин коснулась губами влажного лба своего врага. Она всегда ненавидела эту женщину. Теперь Жанна умирала. Королева Наваррская всегда боролась против Катрин; теперь несчастная обессилевшая женщина умирала, теряя все свои земные владения и желания.
Королева-мать торжествовала.
Принцесса Марго смотрела на печальную картину; комната мало походила на покои, где умирала королева. Здесь не было лампад, священников, не совершались католические обряды, соответствующие случаю.
Девушка поглядела на лица присутствующих; она перевела взгляд с умирающей королевы на женщину с полным бледным лицом и большими ничего не выражающими глазами; тонкая белая рука Катрин периодически вытирала слезы.
Марго вздрогнула. Смерть ужасна, но девушка боялась ее меньше, чем женщины в черном, державшейся с таким спокойствием и величественной скорбью.
- Королевы Наварры умерла! - шептали на улицах.
- Говорят, она заходила к Рене... перчаточнику королевы-матери. Люди, посещавшие ранее Рене... теряли здоровье, их зубы становились хрупкими, как стекло, быстро крошились... их кожа дряхлела... а затем они умирали.
- Королеву Наварры отравили!
Большинство парижан исповедовали католицизм и поэтому должны были видеть в королеве Наваррской врага; однако людям не хотелось думать, что ее заманили в их город, чтобы умертвить.
- Это дело рук той женщины! - бормотали на рынке, улицах, набережных. - Итальянка взялась за старое. Ведь королева Наваррская была у ее личного перчаточника.
Парижане обратили свои полные ужаса глаза в сторону окон Лувра; они шептались; презрительно плевали; особенно часто они произносили имя "Итальянка" - Катрин де Медичи. "Итальянка! Итальянка!" - шептали они. Итальянцы прославились как искусные отравители; слово "итальянец" стало синонимом слова "отравитель".
Де Гизы поспешили ко двору.
Королева Наварры умерла. Одним врагом стало меньше. Возможно, королева-мать, проявляя расположение к гугенотам, вела свою очередную коварную игру.
Марго наблюдала за тем, как Гизы въехали во двор; возглавлявший кавалькаду Генрих за время своего отсутствия похорошел еще сильнее.
Она устала сопротивляться. Скоро ее отдадут этому наваррскому дикарю. Она представила, как он ласкает ее своими грубыми руками, и тоска по Генриху де Гизу стала невыносимой.
Она встретила его как бы случайно в одном из тускло освещенных коридоров возле ее покоев.
Он остановился и посмотрел на девушку. Она попыталась отвернуться, но он быстро шагнул вперед и схватил ее; Марго внезапно вспомнила жар их поцелуев.
- Марго, - прошептал он нежным голосом, дрогнувшим от волнения.
- Генрих... меня выдают замуж... за Наваррца.
- Знаю, моя любимая, моя дорогая.
- Я не соглашусь, - всхлипнула она. - Я ненавижу его.
Он попытался утешить Марго.
- Моя дорогая, я так скучал по тебе! Желал тебя! Зачем мы мучаем друг друга?
Она покачала головой.
- Глупая гордость... - продолжил он. - Мы боремся с нашими чувствами. Марго, давай брать от жизни то, что можно. Что осталось нам.
Их обоих охватили воспоминания. Он принялся ласкать ее тело, полное желания.
- У меня никогда не было такой девушки, как ты, Марго.
- А у меня есть только ты.
- Ты помнишь ту маленькую комнату, где мы были вдвоем? Мы отправимся туда... сегодня ночью. Будем встречаться там ежедневно.
- До свадьбы еще несколько месяцев, - сказала Марго. - Кто знает, возможно, она не состоится вообще. Вдруг вспыхнет восстание, ты станешь королем и женишься на мне... как мы планировали. Ты будешь всемогущим монархом, и ничто не сможет помешать нам.
Он закрыл ей рот своими губами. У луврских стен имелись уши.
- Сегодня ночью? - повторил Генрих.
- В полночь.
- Я буду ждать... с нетерпением.
- Я тоже.
- А теперь иди, моя дорогая. Нас не должны видеть. Мы будем умнее, чем прежде.