Следующий инцидент, если можно его так назвать, произошел спустя неделю, когда Партридж с поджатыми губами сообщила мне, что Беатрис, наша дневная горничная, сегодня не придет.
- Я полагаю, сэр, - сказала Партридж, - что девушка очень расстроена.
Я не вполне уловил намек Партридж и решил (ошибочно), что речь идет о какой-нибудь желудочном расстройстве, о котором Партридж не решилась из деликатности упомянуть. Я сказал, что весьма сожалею и надеюсь, что она скоро поправится.
- Девушка совершенно здорова, сэр, - сказала Партридж. - Она в расстроенных чувствах.
- Да? - удивился я.
- Все это из-за письма, которое она получила, - продолжала Партридж. - Оно содержит, как я поняла, всякие инсинуации.
Усмешка в глазах Партридж и особое ударение, сделанное ею на слове «инсинуации», убедили меня, что эти инсинуации связаны с моей персоной. Хотя я едва ли узнал бы Беатрис, если бы встретил ее в городе, так она была мне безразлична, я почувствовал необычайное раздражение. Инвалид, опирающийся на две палки, вряд ли годится на роль соблазнителя деревенских красоток.
- Что за чепуха! - сказал я довольно резко.
- Это в точности те слова, сэр, которые я сказала матери девушки, - заметила Партридж. - Ничего дурного в этом доме не происходило, сказала я ей, и не будет происходить, пока я здесь служу. Что касается Беатрис, так я ей сказала, что девушки теперь бывают разные, и о ее поведении в других местах я судить не могу. По правде говоря, сэр, дружок Беатрис, из гаража, с которым она гуляет, тоже получил одно из этих мерзких писем и ведет себя совершенно неразумно.
- Я в жизни не слышал ничего более гадкого, - сказал я гневно.
- По-моему, сэр, нам нужно избавиться от этой девушки. Я хочу сказать, что она не сможет себя вести так, как будто нет ничего, что ей следовало бы скрывать. Нет дыма без огня, вот что я хочу сказать.
Я не представлял себе, как ужасно трудно мне будет отделаться от этой фразы.
В то утро в поисках развлечений я отправился прогуляться в деревню. Мы с Джоанной всегда употребляли слово «деревня», хотя формально были неправы, и в Лимстоке были бы крайне недовольны, если бы нас услышали.
Светило солнце, воздух был прохладен и свеж, и в нем уже чувствовалось дыхание весны. Я вооружился своими палками и отправился в путь, решительно отказавшись от сопровождения Джоанны.
- Нет, - сказал я, - я не нуждаюсь в ангеле-хранителе, который семенил бы рядом со мной и подбадривал меня своим щебетаньем. Мужчина движется быстрее, если отправляется в путь в одиночестве, запомни это. Мне надо закончить целый ряд дел. Я нанесу визит Гэлбрейту, Гэлбрейту и Симмингтону и подпишу бумагу о передаче акций, я зайду к булочнику пожаловаться на качество хлеба с изюмом и возвращу книгу, которую мы брали почитать. Мне также нужно заглянуть в банк. Отпусти меня, женщина, утро слишком быстротечно.
Было решено, что Джоанна встретит меня на машине и доставит вверх на холм перед ленчем.
- Тебе должно хватить времени, чтобы пообщаться со всем Лимстоком.
- Не сомневаюсь, - сказал я - что увижусь с каждым.
Дело в том, что по утрам Хай-стрит становил ась местом встреч для покупателей, обменивающихся новостями.
Однако мне так и не удалось пойти в город без сопровождения. Я прошел не более двухсот ярдов, когда услышал позади треньканье велосипеда, а затем скрип педалей, и прямо передо мной затормозила, чуть не свалившись с сиденья, Меган Хантер.
- Привет, - сказала она, запыхавшись, поднимаясь и отряхивая пыль. Мне всегда нравилась Меган, она вызывала во мне какую-то странную жалость.
Она была приемной дочерью адвоката Симмиигтона, дочерью Миссис Симмингтон от первого брака. Никто почти не вспоминал о мистере Хантере, и я счел, что о нем уже благополучно забыли. Говорили, что он обращался с миссис Симмингтон очень дурно. Она развелась с ним через год или два после свадьбы. Она была женщиной с собственными средствами и поселилась с маленькой дочерью в Лимстоке, чтобы «забыть». В конце концов она вышла замуж за единственного подходящего холостяка в округе, Ричарда Симмингтона. От второго брака родились двое мальчиков, к которым родители относились с полной самоотверженностью, и я предполагал, что Меган иногда чувствовала себя лишней. Она была нисколько не похожа на свою мать, маленькую анемичную женщину, хоть и хорошенькую, но бесцветную, которая писклявым ноющим голосом рассуждала только о прислуге и собственном здоровье.