— Думай, думай, милая, — шептал я Инге, заряжая ружьё. — Эта ситуация — не сложнее той, когда мы ночевали на крыше. И тогда всё, что нас спасло — дверь из ДВП и флакон из пластика…
— Пластид? Пластид у нас остался! — крикнул Игорь, который, очевидно, не услышал фразы целиком.
— Пластид, пластид, — посмаковала слово Инга. — Игорь, доставай. Взорвём эту площадку нахрен.
— Но мы же сами… на ней, — робко возразил Садко, опуская ружьё.
— Смотри, площадка собрана из отдельных конструкций, — сообщил я, взвесив идею Инги. — Тут несколько точек крепления к трубе. Мы сломаем ту часть, что ближе к лестницам. Отсидимся до утра на «обрубке». А потом на верёвках спустимся на пятую площадку.
— Или Лёха по своему мобильнику вертолёт вызовет, — хохмил Игорь, извлекая из рюкзака небольшой пакет.
Он разместил взрывчатку и запалил фитиль. «Психи, психи, психи», — монтонно бормотал Садко.
Все бросились на противоположную сторону площадки, чтобы укрыться от взрыва за трубой. Схватились кто за крепление, кто за бортики.
Глава 20
Взрыв не показался оглушительно громким. Он напомнил хлопок крепкой петарды, заброшенной малолетним маргиналом в мусорный бак. А вот последствия были апокалиптические.
Труба задрожала, как ракета, которая собралась к взлету. Воздух наполнился пылью, сверху посыпались отдельные кирпичи. Пол начал медленно, но уверенно уходить из-под ног, прежде чем замер в наклонном положении. Крепления, соединяющие элементы площадки, лопнули. Всё, кроме нашего наклоненного куска, даже не упало, а плавно спустилось на головы охранников. Мы висели над пропастью на столь крохотном островке, что едва на нем умещались.
Посмотрел наверх. Седьмая площадка накренилась почти вертикально, и уроды сыпались с нее, как мячики. Все это время труба продолжала двигаться, дрожать и дышать.
Наконец вся её верхняя часть растворилась в пыли. Когда восстановилась видимость, мы поняли, что никакой трубы над нашими головами уже нет. Наша площадка (точнее, то, что от нее осталось) стала верхней.
Порывы ветра то и дело врезались в неё и раскачивали: вверх — вниз, вверх — вниз.
— У меня начинается морская болезнь, — выдавил Садко.
Достал из кармана мобильник. Ни звонков, ни сообщений. Жанна будто говорила: давай как-нибудь сам.
Группа охранников растаскивала в сторону кирпичи, доставая из-под завалов своих соплеменников. Остальные переминались с ноги на ногу и время от времени зловеще поглядывали на нас. Изнутри трубы больше никто не вылезал — очевидно, ход завалило кирпичами.
Прошел азарт боя, прошло действие сигареты — и обнаружилось, что мы застряли на открытом пространстве ветреной осенней ночью. Холод забирался под спецовки и добирался до костей.
— Обычно в такие моменты Лёха заводит глубокомысленный разговор на отвлечённые темы, — сказала Инга, плотнее закутываясь в свою куртку. — Происхождение Отражения, рефлексия по поводу убийств… Выбирайте.
Все промолчали. Игорь шмыгнул носом и произнес:
— Мы тут толпой сидим, а ты отдельно. Прижмись ко мне поближе, быстро тебя согрею.
— Дай-ка подумать… Нет, пожалуй, я лучше замёрзну нахрен, — быстро ответила Инга, но все-таки приблизилась. Правда, не к Игорю, а ко мне. Приобнял ее, стараясь укрыть от ветра широким рукавом спецовки.
— Так нечестно, — притворно надулся Игорь и повторил мое движение, обнимая Садко. Садко выматерился и скинул с себя руку.
Охранники по-прежнему стояли у основания трубы и рассматривали нас, задрав головы. Час, второй, третий.
Ближе к утру стало особенно холодно. Мы стучали зубами так громко, что слышали все охранники в окрестных полях.
Игорь неожиданно захрапел. Инга дотянулась до него ногой и растолкала.
— Ты висишь на высоте в несколько десятков метров на какой-то железяке, которая шатается от каждого дуновения ветра. И ты при этом спишь? — уточнила девушка.
— Да, — ответил Игорь с зевотой. — Именно так. У тебя есть идеи, как потратить время лучше?
Инга не ответила. Признаюсь, мои глаза тоже начали слипаться.
И тут пришел рассвет. С высоты его приближение выглядело величаво. Первые лучи рвали облака на части и прогоняли темноту. Вместе с ней сходили с места и удалялись охранники. Через десяток минут зона у основания трубы была пуста. Лишь пятна тмной крови напоминали, что тут сегодня происходило что-то особенное.
— Буду спускаться первым, не могу больше плыть на этом корабле, — заявил Садко. Ему и правда было худо: даже в утреннем сумраке лицо виделось зеленым.