— Да, переезд — прекрасная идея. Только почему ты не выкинул ту тучу фоток? Ты снова собираешься все ими завешать?
Барнс спокойно относился к своим фотографиям, постоянно забывая, что это работа не его одного, но, как минимум, двоих, просто потому, что исходники есть, и всегда можно распечатать ещё.
— Собираюсь, — довольно сказал Себастьян. — У нас тут и стен побольше. Ты же не выкидываешь статуэтки Оскара, и двери ими не подпираешь, как Шер, а аккуратно ставишь на стеллаж.
Барнс хотел возмутиться, что Оскара ещё пойди получи, а фоток с ним, даже хороших, Себастьян сам может нащелкать сотню, но не стал, понимая, что бесполезно.
— Меня Лариса позвала в гости и посниматься, — вспомнил Барнс. — У нее какой-то проект, выставка будет, она говорит, что я ей идеально подхожу.
— Ну так просто отлично! — обрадовался Себастьян. — Доказательство того, что ты крут как профи. Я, признаться, даже не ожидал. Пойдем обедать, я есть хочу.
— Пойдем-пойдем, — согласился Барнс, обуваясь. — Чего это ты не ожидал? Что твой муж преуспеет на модельном поприще?
— Ну да. В этом бизнесе много званных, но мало избранных — слышал о таком? А у тебя постоянные контракты с несколькими брэндами, ты лицо “Кечуа” и “Диких гор”. Это очень круто.
— Просто я на тебя похож, а ты очень красивый, — Барнс погладил Себастьяна по голове, пройдясь ладонью по шее и ниже, сжав крепкую ягодицу.
На самом деле Барнс был уверен, что не будь он мужем своей принцессы, ничего интересного ему бы не светило. А так он просто выехал на имени мужа. Хотя никакое имя Себастьяна бы не помогло, не старайся он сам.
— Ну так я тоже снимаюсь в рекламе, просто в другой. Деловые костюмы, одежда от домов высокой мужской моды и так далее. Для твоей профессиональной ниши я слишком мягкий, а ты для моей слишком суров. Ну пойдем уже!
В ресторане Себастьян набрал себе мясных закусок и ребрышек на гриле в кисло-сладком соусе. Он давно перестал осторожничать с диетами, избегая только избытка углеводов, потому что успел убедиться: на его здоровье все это не влияет.
Барнс, как обычно, заказал себе треть меню, посмотрел в изумленные глаза официанта и добавил в заказ шоколадный десерт. Официант ушел, явно признав известного актера и его мужа. Благодаря Себастьяну, а может и не только ему, Барнса тоже иногда узнавали на улицах.
— Ты подготовил список кандидаток в суррогатные матери? — спросил Барнс, когда принесли салат.
— Да, мне прислали список. И фото доноров яйцеклеток. Закончишь с дипломом и посмотрим. Мне хочется, чтобы донор была похожа на нас — серые глаза, каштановые волосы, все такое.
— Я прошелся по принципам и признакам наследования, — сообщил Барнс. Он всегда подходил к проблеме с разных концов и очень основательно. — Это все равно не убережет нас от голубоглазых блондинов. Зато и кареглазых детей у нас точно не будет. Я больше беспокоюсь за наследственность. Там же перечислены все возможные заболевания? Мы же не сможем в ребенка вливать сыворотку, как в тебя. Да вообще никак не сможем.
Барнс прожевал лист салата, о чем-то задумавшись, но продолжил.
— Да, я с тобой согласен, пусть будет похожа на нас. Только нужна красивая, — он вздохнул. — Или умная. Не знаю, тут сложно предсказать, как распределятся гены, а генная инженерия этого времени не способна создать идеальный набор генов по заказу родителей. А жаль. Было бы здорово.
— Доноров проверяют на генетические заболевания, — заверил Себастьян. — Об этом можно не беспокоиться. И ямочка на подбородке — доминантный признак, — подмигнул он. — А вот светлые волосы как раз рецессивный.
— Если у тебя и у нее в роду были светловолосые, то два рецессивных признака могут сойтись, и вот… — развел руками Барнс. — Я же говорил, что я читал. А вообще, мне не важно, какого цвета будут глаза и волосы у малыша, если он будет твой.
Барнс никак не мог даже для себя сказать “наш”, потому что его участие в процессе было исключительно материальным, и это сбивало с толку. Словно, как Стив или Кайл, они не были общими, хотя и жили все вместе. И даже понимая, что ребенок — это не домашнее животное, Барнс все равно никак не мог привыкнуть к мысли, что это будет и его ребенок тоже.
— Наш он будет, Баки, наш. И нет, у меня в роду нет блондинов. Я, знаешь ли, не из колена давидова.
— Знаешь, я вроде и понимаю, что наш, а все равно… Ну, твой… Не знаю. Это сложно как-то все, — Барнс закрылся стаканом с соком. — Для меня это странно. До сих пор странно, что можно вот так вот выбрать не мать, а женщину, от которой будет ребенок. И женщину, которая его родит, и это будут разные женщины. Жаль, что я тоже не могу быть отцом. Может быть, через пару лет второго бы…
У Барнса не было еще ни одного ребенка, которого он даже своим называл через пень-колоду, а он уже думал о втором.
— Я плохо помню сестричек, — вдруг заговорил Барнс о прошлом, о котором старался не говорить. — Но помню, что каждая из них, когда была совсем маленькая, истошно орала, не давая мне спать.
— У нас будет отдельная детская и две няни, — напомнил Себастьян.
— Но мы же сами что-то будем делать, или свалим все на нянь? — Барнс не очень представлял себе, как растить ребенка с няней, да ещё и с круглосуточной, как он понимал.
— Будем, — согласился Себастьян. — Но согласись, что ситуации бывают разные. И ты, и я часто в отъезде. У тебя хоть сестры были, пусть и сто лет назад, а я вообще не представляю, с какого конца к младенцу подходить. Нет, у меня была роль молодого отца с младенцем, но, во-первых, съемки — это не жизнь, во-вторых, это было давно, и в третьих, там ребенку было уже три месяца.
— А ты хочешь мальчика или девочку? — спросил Барнс. — Я хочу девочку. Не знаю, почему. Ты уже как-то говорил, что я хочу принцессу с гранатометом, я помню. Да, наверное так. А может быть, потому, что девочки более нежные и милые существа, нуждающиеся в защите. А еще, знаешь… Я так люблю тебя, что боюсь, вдруг я не смогу любить ребенка, не так же, а вообще любить? Вдруг я буду ревновать?
Эта мысль пришла в голову Барнса не так давно и он ее еще не высказывал Себастьяну, потому что даже сам для себя не хотел озвучивать, но время пришло. Диплом он практически дописал, нужно было поговорить обо всем до того, как ребенок в их семье появится.
— Я… мне, в общем, все равно, мальчик будет или девочка. Это же нельзя спрогнозировать, — сказал Себастьян. — Кого ревновать? Няню к младенцу? И… ты не причинишь малышу зла и будешь о нем заботиться, это я точно знаю. Думаешь, я способен вот так, ни с того ни с сего, всем сердцем полюбить ребенка? У женщин этот процесс поддерживается гормонами, а нам, мужчинам, приходится принимать сначала разумом, а потом уже сердцем, котик.
Барнс вздохнул и погладил Себастьяна по руке, получив неодобрительный взгляд какой-то женщины за соседним столиком. Но Барнс заметил, что неодобрительных взглядов на них с каждым годом было все меньше. Толерантность и законодательное преследование несогласных сделали свое дело, и теперь однополые пары были более обыденны, чем раньше. Но все равно находились люди, которым претило такое развитие событий.
Барнс приторно улыбнулся женщине, почти оскалился, и та тут же отвела взгляд.
— Наверное, я просто боюсь, принцесса, — признался Барнс. — Я прочитал пару книжек про младенцев, с десяток статей, но знаешь, мне это не стало казаться проще и понятнее.
— Ты практик, — улыбнулся Себастьян. — Пока ты не дашь бутылочку сам в первый раз и не поменяешь подгузник, не встанешь ночью к орущему малышу, для тебя все, связанное с детьми, будет Терра Инкогнита. Зато потом ты сможешь делать обзоры на вещи для ухода за младенцами. — И Себастьян подмигнул.
— Вряд ли я буду делать обзоры на вещи для младенцев, — не согласился Барнс. — Но да, ты, наверное, прав. Я — практик. Нам нужны курсы. Перед тем, как у нас появится ребенок, мы должны точно знать и уметь все, что нам может понадобиться, и не по книжкам. Я сегодня допишу диплом и с завтрашнего дня мы можем начать все то, что запланировали.