— Связь, кровная, с твоим отцом, Офелия, нарушена. Она почувствовала, что... что... — Уэлла напугано отшатывается назад, но впечатывается в грудь Эммы, которая стояла рядом с ней. Девушка снова тронула свою голову, чтобы вспомнить картинки того, что увидела, но тёмная лишь испугано стала хватать ртом воздух. — Брендон воспользовался запрещённой магией, твоя тётя могла почувствовать смерть твоего отца, Офелия...
Нет. Земля под моими ногами стала покидать меня. Это не правда. Мой папа жив. Он жив и невредим, я в этом уверена. Уверена, что это лишь беспокойство моей тёти, что она почувствовала боль не от потери родного брата, а просто... беспокойство. Это не может быть правдой. Как и тогда, когда Уэлла подстроила ту встречу на балу, когда я видела их с Уиландом. Мой громкий крик прорезал грозные удары молнии об барьер колледжа, я рухнула на колени перед Уэллой, колотя себя по голове.
«Всё то, что видела Уэлла — не правда».
Мой крик, громкий, без сожаления разворошил внутри бурю, в которой я летала и билась об осколки разбитых зеркал. Всё меркло перед глазами, чувствовала лишь, как кто-то старается до меня дотянуться, как женские руки хватают меня за плечи и трясут, так быстро, жестоко, что даже боль от пощёчины ощущалась не так, как прежде. Вмиг я втянула носом запах. Слишком родной, слишком лёгкий и мягкий, что проник в мою душу с остатками разума. Меня снова стали трясти, больно, слишком больно прорываясь во внутрь моего подсознания. Глаза были чёрными, едко шипели от тьмы, что застилала их, от боли, что сочилась из меня.
Снова шлепок. Настолько сильный, что я могла упасть окончательно, но руки продолжали держать меня. Она смотрела на меня, пробивалась через мою тьму своим светом, жаждала того, чтобы я отпустила тьму и вновь стала собой. Но я не могла. Эта магия не для меня, слишком сильная, слишком она закрутила меня в ураган эмоциональной нестабильности, от чего мой свет мерк. Но не её. Она снова прорывается ко мне, через бурю, лезет лучами света всё дальше и дальше, пока я не вижу её лицо.
Мама. Она сидела на коленях передо мной, горько и больно сжимала мои руки, смотрела в мои глаза и взывала меня к свету. У неё вышло. Вышло вернуть меня назад. Женщина всхлипнула, опустила свою голову, посмотрела на лежащую без сил Хейли, которую старался привести в порядок Гордон, на Эмму, что испуганно вжималась в Уэллу, отлетевшую от нас назад. Лазарет наполняла гнетущая тишина. Я раскидала тут всё от боли. От боли потери своего отца.
— Он жив... — Шепчет мама, облизывая свои губы и роняя голову на руки. Она была в крови, её лицо, красное, словно томат опустилось вниз. Женщина стала вырываться из собственной боли, желая прийти в себя после того, как вернула меня из тьмы. — Брендон... он хотел... использовал на Марселе запретное заклинание, но я успела... успела его ранить, откинуть от отца. Я сбежала с Марселем сюда, он сейчас старается кое-как помочь с барьером, Офелия.
— А что в министерстве? Лондон... что с городом?
Но мама мотает головой, устало вытирая красные глаза на которых слиплась и скатывалась тушь.
— Горит, как и Джадрон. Горит всё. Брендон похитил запретные заклинания из министерства, Офелия... Барьер, он...
Треснул. Под сильной тряской земли, что расстилалась перед Лонгсмитом, что защищала колледж. Где-то рядом, зверски разверзлась пропасть, стали слышны крики. Их было так много, что пришлось затыкать уши. Барьер пал. Брендон здесь. Он пришёл за мной, за силой, за моей кровью и кровью моих близких...
* * *
Лазарет переполнялся окончательно раненными ведьмаками и ведьмами с разных курсов. В этой суматохе я не могла найти никого: ни сестёр, ни Уиланда. Джеймс, как и все первокурсники остался в лазарете помогать раненым, но я уверена, что этот приказ его, как и Эмму не остановит. Точно также, как и меня. Я забегаю в кабинет директора Бьюкена, придерживая маму за предплечье, чтобы та не упала от сильной тряски земли. Выглядывая в окно, ужасаюсь, когда вижу, что в саду Лонгсмита не осталось высокого лабиринта — зелень горела ярким синим пламенем, взрывая остатки барьера. Директора Бьюкена на месте не было.
— Чёртова мерзость! — Кричу я, ударяя край стола и отодвигая каждый ящик, выкидывая всё, что только можно было найти. Амулеты, бутыли с защитными зельями, собранные директором артефакты, документы. От моего выражения на лице мамы заиграла недобрая ухмылка, она, хоть и видела в этом что-то ужасное, всё равно не выдержала.
— Не ругайся, дочка.
— Серьёзно? В этой всей ситуации, сейчас ты цепляешься за мой жаргон?
— Я стараюсь сама не материться. — Злобно пыхтит она, откидывая стеллаж с картинами себе под ноги. — Моего мужа на моих глазах чуть не пришил собственный сын, первенец, чтоб его покарала сила Богини. А ты, сходишь с ума, что-то ища в кабинете старика Бьюкена. Может хоть скажешь матери, что тебе надо?