Было всё равно на чувства, которые бушевали у меня в груди, на боль от потери того, кого я называла словом «брат». Он выбрал свой тёмный путь, хотел моей смерти, хотел смерти моей семьи. Я боролась за это, за свет, который окружал меня, за правду и победу над злом.
Я перестала словно видеть перед собой, всё было как в тумане, ведь именно в этот момент моя голова с каждым мгновением становилась тяжелой, и я чувствовала, как с каждой новой секундой моё сердце отстукивает свой бешенный ритм. Кто-то стоял передо мной и размахивая руками, что-то кричал, приводя меня в себя. И только спустя минуту я смогла разобрать мутный силуэт перед собой. Это была Эмма.
— Господи! Посмотри на меня...! Посмотри, Фэл! — Светлая трогала мою голову из затылка которой сочилась кровь. В глазах подруги читался ужас, она оглядывается по сторонам в поисках кого-то в неоконченном хаосе потерь. — Джеймс! Уиланд! — Истошно кричала светлая.
— Эмма..? Эмма, что случилось?! — Подлетает к ней Джеймс, опускаясь возле меня на колени, осматривая моё холодное лицо и кровь, что бежала из моего затылка. Джеймс крикнул куда-то во тьму, Эмме, а затем, снова вернул взгляд ко мне. Я ничего не понимала. Картинка стала двоиться в глазах, всё вокруг стало крутиться, я не могла сфокусировать свой взгляд ни на чём, ни на единой живой душе.
Пока...
— Офелия! — Меня трясут за плечи. Я чувствую его, Уиланда. Он прижимал руками мою рану, боязливо считывая в моих глазах помехи. Понимал, что я не в силах даже сделать вдох. Тёмный кричит, на этот раз не мне, а кому-то рядом, чтобы помогли мне подняться на ноги.
Но голоса... такие далёкие, вялые, скользили у меня на языке, словно я... была не в реальности. Лишь в её отражении...
Резкий стук моего сердца сделал последнюю кульминацию в пьесе моего покойного брата. Я упала в руки Уиланда, который не отходил от меня, но казалось... что я упала в свой океан.
В океан отражения хрустальной фантазии...
____
*Баселард - Тип кинжала и короткого меча, распространенного в Европе с первой половины XIII века. Своё название баселарды получили от швейцарского города Базель.
**Andron (с лат.) – Проход, барьер, портал.
Глава тридцать шестая.
Клубился дым в её речах,
Да так, что с силой утомляя,
Её он звал к тем небесам,
Что горе и не знали.
Она бродила в полу-мраке,
Боясь упасть туда опять,
Цепляясь нитями за правду,
Плыла по тёмным берегам.
Писк. Такой громкий, слишком сильный, зазвенел в моих ушах. Глаза болели от света, который светил на меня в холодном, пахнущем лекарствами помещении. Снова писк, на этот раз сильнее прежнего. Голова тяжёлая, словно на неё опрокинули десять килограмм свинцового железа, старается показать мне картину происходящего, но глаза только под тяжестью моих век кое-как открываются. Я будто бы ослепла, когда картинка передо мной стала пробегать рябью, мешая зрачкам сфокусироваться на каком-то одном предмете в белом помещении.
— Мисс...? — Зовёт меня женский голос, слишком спокойный и словно сказочный. Мне казалось, что меня зовёт профессор Тафт-Фейлон, в своей привычной манере, трогает меня, проверяет ангельским голосом состояние… Но это была не она. Я ничего не чувствовала.
Руки скованные, словно их опустили в цемент, не могли подняться, чтобы откинуть от себя торчащую иглу, из которой сочилось странное лекарство, пахнущее вербеной. Я ничего не помнила: ни где я, ни кто я…
«Кто я?»
Глаза снова открываются, на этот раз, с силой морщась под светом фонарика, которым светили мне в зрачки. Женщина в белом халате удручённо записывает себе что-то в папку, а затем проверяет количество оставшегося лекарства, которое продолжало капать мне в вену.
— Где я.... — Шепчут мои губы: потресканные, сухие, кровоточащие. Но женщина в халате только снова трогает меня, поправляет мне подушку и вновь что-то пишет себе в журнал.
— В Госпитале святой Марии Вифлеемской. — Спокойно говорит мне женщина, ставя на мой столик стакан с водой и проверяя аппарат, который всё более и более стал раздражительно пикать.
«Я в… психушке? В Бедламе?!»
Нет, не может такого быть… Я стараюсь дёрнуть руками, но они не поддаются мне. Снова брожу мутным взглядом по помещению, стараюсь понять: почему не могу нормально двигаться и только потом замечаю, что я не была привязана к кровати, руки совершенно свободно были расположены возле меня, а лекарство продолжало капать по трубке мне в вену.
— Психушка… — Смеюсь я, всё сильнее и сильнее выдавливая из себя силы, чтобы пошевелиться. Медсестра замечает мою нервную улыбку, оборачивается назад, смотря на открытую дверь моей палаты. Из коридора послышался крик какого-то пациента, от чего по полу, словно стали бегать тысячи тараканов, которые катили за собой что-то слишком громкое на колёсиках. Медсестра спокойно выдохнула, поправила на голове чепчик и всё также равнодушно закрыла дверь, чтобы звуки из коридора не мешали ей делать свою работу. — Я в психушке…