«Хани постоянно говорит про недописанную новеллу, но часто что-то не сходилось. Я повторяю за ней про «главных героев», но сейчас, что я думаю про Михву. Йенгук и Хваён, история вокруг них, демоны и призраки…» — Головная боль до лекарства ачжумы Чха отдавала противным штырем в мозги, но это отрезвило и дало те мысли, которые раньше не могли вырваться на свободу. Один вопрос мучил меня каждый день со дня красного полнолуния, и наконец за почти месяц проведения в так называемой новелле я кое-что поняла.
— Хани… — В горле отдалась сухость предстоящего диалога.
«Давно я не говорила так серьезно», — я осознала, выпив пару глотков чая.
— Да, Мирэ, я слушаю. — Хани была вся во внимание.
— Я знаю, Хани, что ты боишься признать истину, но давай все-таки, поставив одну деталь правильно в пазл: это реальный, хоть и необычный мир, однако. Люди здесь не картонки и не куклы, которыми можно управлять. У каждого здесь есть свои мечты и желания. Ты же сама это понимаешь, Хани!
Подруга, недавно считавшая себя создательницей этого мира, помолчала несколько секунд.
— Понимаю… Но лучше бы события происходили так, как знаю я.
Хани вздохнула, и после нового минутного молчания все же призналась:
— Я… боюсь, Мирэ. Очень боюсь этой неизвестности.
— Но она в то же время и завлекает?
— А неплохо мы поладили. — Она с грустью улыбнулась. — Да, это пугает, но и так завораживает. Только боюсь я не за себя, а за… тебя. Я не боюсь умереть: у меня никого близкого нет, но ты — другое дело.
— Врёшь, Хани, ой, как врёшь. Ты очень даже боишься.
Писательница сглотнула и тихо, почти что шёпотом произнесла:
— Похоже, мы стали намного больше близки, чем я думала.
— Верно, я привязалась к тебе, Сон Хани! Так что больше не говори о своей смерти, возьми ответственность за меня, ведь я все-таки твоя помощница… и подруга. Иди сюда!
Хани подошла, и мы крепко обнялись.
— Чтобы больше не говорила о таком депрессивном. Ты выживешь, я выживу, мы выживем, вернёмся, и так уж быть, я оплачу нам ужин с хану́[2].
[2] Хану — дорогое корейское мраморное говяжье мясо.
Она подняла голову.
— А деньги?
— Мне издательство ещё должно заплатить за работу помощницы. И я попрошу о-о-очень огромную премию за такой вклад в работу.
— Ты так отлично работаешь, что они просто должны заплатить тебе о-о-очень огромную премию.
Мы вдвоём захохотали, пока с улицы светила яркая луна.
«Наконец-то Хани немного успокоилась и дала шанс побольше узнать о её внутренних переживаниях».
Так как за это время мы подружились со многими людьми, то собрали довольно любопытную команду: гениальный детектив, умеющий идеально использовать меч; его помощник, использующий заклинания; хозяин теневой гильдии, работающий кисэн; богатый торговец тире сын бывшего королевского министра, ловко дергающий за нитки свои связи по Михве, дочь советника короля, видящая энергию людей или вещей и обычные мы. Ну как мы, больше всего была я, так как, по сравнению с Хани, я могла только видеть духов и послать их далеко и надолго.
«Откуда же все-таки у Хани такие силы? Мы так и не разобрались с ними. Она как-то связана с перемещением в Михву?» — преследовали иногда меня также два других постоянно вертящихся вопроса в голове.
Для возвращения нам нужно было ещё много чего решить, и одной из проблем являлось спасение Михвы от Хэйшэ, если всё серьезно, потому что если не будет страны — не будет шанса вернуться. То, что мы оказались именно здесь, явно по воле богов. Даже Опщин как-то проговорилась об этом. Сразу вспомнились её слова: «Сам старец захотел этого». Кроме того, больше не было возможности врать, потому что ситуация с каждым разом накалялась всё сильнее.
Время правды пришло, поэтому в доме Йенгука мы созвали всех важных героев. Хани, словно протагонист исторической дорамы, заложила руки за спиной и с умным, загадочным взглядом под падение жёлтых, красных листьев клёна с лёгким ветерком направилась в беседку. Встав во главе стола, она вздохнула и с оглушительным стуком поставила руки на стол, что все дернулись от неожиданности. Добившись нужного результата, она с хитрой улыбкой сообщила:
— Ну что ж, спасём этот мир! И в этом нам поможет он. Заходи!
К нам из тени дерева начал подходить высокий, беловолосый, миловидный и, судя по разрезу глаз, скорее всего, китаец, а точнее, мамгуковец. Его тело пестрило кровавыми ранами и ссадинами, застывшими на грубой ткани рваной одежды, скорее похожей на половые тряпки.